Бернард Корнуэлл - Клинок Шарпа

Дождь почти прекратился, гром гремел лишь вдалеке. Шарп вдруг остро почувствовал себя одиноким. Кертис сочувственно посмотрел на него:

– Простите.

– За что?

– Может, за то, что я считаю, что и вы к ней неравнодушны, – Кертис вздохнул, увидев, что Шарп кивает. – Майкл Хоган сказал, что вы этого не избежите. Он не знал, стали ли вы уже ее любовником, поэтому я и проверял вашу реакцию. Лорд Спирс уверял, что вы, безусловно, любовники, но этот молодой человек вечно раздувает скандалы. Я не был уверен, но, возможно, это от зависти.

– Почему же? – голос Шарпа был едва слышен. Он чувствовал, что жизнь его рассыпалась в пыль: все его использовали.

– Я мерин по долгу службы [89] Имеется в виду обет безбрачия, который приносят католические священники. , Шарп, но это не значит, что я не замечу кобылу.

– А она весьма заметна.

Кертис улыбнулся в темноте:

– И это еще мягко сказано.

Шарп положил винтовку на скамейку:

– Так что случится, если завтра будет битва?

– Вечером поищем Леру. Подозреваю, следует прочесать Palacio Casares .

– А что с ней?

Кертис снова улыбнулся:

– Ничего. Она принадлежит к испанской аристократии: ни позора, ни наказания, – Кертис поглядел в ночь, поднялся и поежился: ветер после дождя был холодным. – Мне надо идти. Если она найдет меня здесь, я сошлюсь на историю с винтовкой, но лучше бы нам разминуться. Убедите ее, Шарп, на сегодняшнюю ночь я опускаю вам грех лжи.

Шарпу не нужно было отпущение грехов, он хотел Елену – или Элен, если таково было ее имя, но боялся, что она заметит в нем перемену. Он использовала его – правда, он никогда не верил, что у аристократа могут быть по-настоящему близкие отношения с человеком вроде него, но не хотел допускать возможности, что вся их связь была лишь притворством. Поначалу он был ей нужен как человек, охотящийся на ее брата: он рассказал ей все, она передала информацию Леру. Но потом она вернулась, вытащила его из госпиталя, и сегодня ночью он хотел ее, что бы ни произошло потом.

Кертис вышел в сад, насквозь пропитавшийся влагой. С деревьев капало.

– Удачи, Шарп.

– И вам, сэр.

Священник ушел. Шарп почувствовал себя одиноким глупцом: он хотел ее, хотел лечь с ней – и лгать ей. Но пока он был один и ждал. На юге, над селением Арапилы, грохотал гром.

Гряда холмов шла с севера на юг. Ее издавна облюбовали овцы, козы и кролики, чей помет, как миниатюрные мушкетные пули, усеивал травянистые склоны. Холмы пахли тимьяном.

В ясном белесом небе занимался рассвет. О прошедшей грозе напоминали только рваные облака высоко в небе да лужи, обещавшие испариться к полудню. Трава уже почти высохла, когда за Шарпом закрылись ворота дома у реки.

Она умоляла его остаться, умоляла защитить от Леру, а он, вдохновленный этой ложью, просил ее уехать вслед за армией в Сьюдад-Родриго – конечно, она не согласилась.

Она вернулась в город до рассвета, в утренних сумерках, пообещав прислать прощальный подарок, коня. Шарп отнекивался, но коня пришлось взять. Слуга подсадил Шарпа в седло и молча поглядел ему вслед. Стрелок направился к бродам восточнее города. Конь, седло, уздечка – Бог знает, сколько стоит этот подарок. Но вскоре она обнаружит, что Шарп предал ее, как раньше она предала его – и подарок вернется к ней. А пока Шарп гнал коня вдоль линии холмов, туда, где начиналась равнина. Именно здесь армия должна была повернуть на запад: гряда как бы отмечала этот поворот. Все это Шарп объяснял маркизе, лежа рядом с ней в темноте: он говорил, что французы могут двигаться быстрее британцев, поэтому Веллингтон будет вынужден схитрить. Он оставит дивизию в Арапилах, а всю остальную армию бросит в затяжной марш-бросок на полтора десятка миль. Оставшись с арьергардом, Веллингтон убедит Мармона, что возле Саламанки находится вся его армия. Маркиза слушала, задавала вопросы. Шарп краснел.

Они лежали обнявшись в беседке. Когда пришло время расставаться, она ласково тронула шрам на его щеке:

– Я не хочу уходить.

– Тогда останься.

– Мне надо идти, – грустно улыбнулась она. – Не знаю, свидимся ли мы снова.

– Конечно, но ты будешь окружена красавцами-кавалеристами, и я снова буду ревновать.

Она поцеловала его в щеку:

– Ты будешь горд и небрит, как в первый раз на «мирадоре».

Он вернул ей поцелуй:

– Мы обязательно встретимся, – слова эти эхом отдавались у него в голове, пока конь, ее конь, рысил между холмов.

К востоку от гряды расстилалась широкая долина: налившиеся колосья пшеницы прибило ливнем, пара темных деревьев вдалеке отмечала реку. Дальним концом долина упиралась в крутой каменистый откос. Шарп знал: за этими скалами движется французская армия. И скалы, и холмы заканчивались на равнине – там, где Мармон должен повернуть на запад, чтобы обогнать британцев и преградить им дорогу в Португалию.

Всего в нескольких минутах ходьбы от южного конца гряды, где крутые склоны холмов сходили на нет, располагалось небольшая деревушка – такая же, как тысячи других испанских селений. В большинстве домишек, построенных из грубо отесанного камня, взрослый мужчина не мог бы встать во весь рост. Дома лепились один к другому, образуя лабиринт узких улочек, стекавшихся к маленькой, не больше амбара, церкви, фасад которой был украшен каменной аркой. Под аркой висел небольшой колокол с противовесом, сверху свил гнездо аист.

Крестьяне побогаче, а их было немного, белили свои дома известью, высаживали у стен розы. У некоторых были даже скотные дворы, сейчас пустовавшие: опасаясь появившейся под вечер из-за холмов армии, селяне увели коров и овец в соседнюю деревушку, оставив свои лачуги на милость Божью и солдатскую. Селение, никому доселе не известное, звалось Арапилы.

Человеку, вставшему у подножия холма возле околицы и глянувшему на юг, открылась бы практически пустая равнина, заросшая пшеницей и сорняками. На горизонте темнела неровная линия деревьев: если не считать равнины, местность изобиловала неровностями. Справа от наблюдателя раскинулось селение Арапилы, а за ним, так близко, что, казалось, скалы выступают прямо из крыш, высился холм под названием высота Сан-Мигель, отделенный от южной оконечности гряды крохотной долиной, всего в две сотни ярдов в самом узком месте. Если дойти до центра этой долины, оставляя гряду справа, а высоту Сан-Мигель слева, можно увидеть в четырех милях высокую башню нового собора Саламанки: когда долину затянет пороховым дымом, люди будут благодарить Бога за такой ориентир.

Итак, на востоке высились скалы, потом долина, за ней гряда холмов, пахнущих тимьяном и лавандой и облюбованных бабочками-капустницами, затем крохотная долина, высота Сан-Мигель с селением Арапилы у подножия, а дальше, за последними домами, расстилалась на запад великая равнина – никаких неожиданностей. Шарп остановил коня у южной оконечности холмов и оглядел опытным солдатским взглядом всю открывшуюся картину. Было что-то неправильное в уходящей к далекой линии деревьев равнине. Желтоватыми волнами созревшей пшеницы она, подобно морю, омывала скалы, холмы и высоту Сан-Мигель, и в море этом было два странных острова, два холма. Для солдата именно они должны были стать ключом ко всей равнине.