Бернард Корнуэлл - Рота Шарпа

Полковник Уиндхэм был на гласисе, глаза его не отрываясь смотрели на то место, где погиб его друг Коллетт. Увидев Шарпа, поднимавшегося по приставленной к краю рва лестнице, он окликнул его:

- Шарп?

- Сэр?

- Вы храбрец, Шарп, - Уиндхэм отсалютовал ему.

Шарп был смущен:

- Спасибо, сэр. Вы тоже, сэр: я видел атаку, - он запнулся, не зная, что сказать еще. Потом, вдруг вспомнив про портрет, достал его из кармана мундира и передал полковнику измятый, заляпанный портрет его жены. – Мне кажется, он вам дорог, сэр.

Уиндхэм посмотрел на портрет, перевернул обратной стороной и неверяще воззрился на Шарпа:

- Боже мой, как вы его нашли?

- Он был в кивере, сэр, у человека по имени Обадия Хэйксвилл, который его и украл. Он также украл мою подзорную трубу, - та нашлась в ранце Хэйксвилла и тут же перекочевала в ранец Шарпа. Он кивнул в сторону Харпера, стоявшего рядом с Изабеллой: - Сержант Харпер, сэр, не крал этих вещей.

Уиндхэм кивнул. Ветерок играл пером на его шляпе.

- Так значит, вы вернули ему звание сержанта? – полковник смущенно улыбнулся.

- Да, сэр. А чуть погодя я верну ему его винтовку и зеленую куртку, если вы не возражаете.

- Нет, Шарп. Рота ваша, вам и решать, - Уиндхэм коротко улыбнулся Шарпу, вспомнив вдруг их разговор о смирении, потом повернулся к Харперу: - Сержант!

- Сэр? – Харпер сделал шаг вперед и вытянулся во весь рост.

- Я приношу вам свои извинения, - было видно, что Уиндхэм не привык говорить такие слова сержантам.

- Не нужно извинений, сэр, - лицо Харпера ничего не выражало, он отвечал как можно официальнее. – Полосы на спине очень привлекательны для леди, сэр.

- Вот сукин сын, а! – Уиндхэм явно был рад сбросить камень с души. Он кивнул Шарпу: - Командуйте, капитан.

Они дошли до лагеря, оставив позади боль, смерть и смрад. Шум города затихал вдали. Прошли траншеи. На батарее, заметил Шарп, артиллеристы посадили цветы. Погода менялась, впереди ждало жаркое лето. Армия скоро отправится в новый поход, на северо-восток, в сердцу Испании.

Бадахос стал прошлым.

А ночью в двух милях по дороге в Севилью нескладная тень отвалила межевой камень, бормоча себе под нос: «Меня нельзя убить». Хэйксвилл, вытянув из-под камня узел с награбленным, дезертировал из армии. Он знал, что не вернется: слишком много осталось свидетелей смерти Ноулза, да и портрет, найденный в сержантском кивере, выдавал его с головой, так что в лагере его ждала только расстрельная команда. Но Хэйксвилл спокойно вдыхал холодный ночной воздух и ни о чем не беспокоился: он куда-нибудь пойдет, что-нибудь найдет, как было всегда – не первую ночь он проводит один, не имея ни семьи, ни дома. Высокая несуразная фигура исчезла в ночи. Он найдет кому еще навредить.

Человек идет в брешь ради одной-единственной вещи: гордости. Шарп был там. Он стоял на вершине, победив страх, и спускался вниз, в ужас, запятнавший победу, как кровь пятнает клинок. Ночью он никак не мог заснуть, вспоминая улицы, полные вина, серебра, безумия и крови.

Надежды Шарпа касались многих вещей: капитанства, мести клерку, роты, любимой женщины и ребенка, которого он никогда не видел. Все, на что он надеялся, было завоевано в Бадахосе. Он лежал в палатке Лероя, находившегося в госпитале с ужасающей раной. Ночь была темна и тиха, впервые за многие недели. Одержана большая победа. Ворота в Испанию открылись. Шарп посмотрел на женщину, лежавшую рядом с ним, такую прекрасную в свете костра, пробивавшемся через ткань палатки. Какое чудо, что они женаты! Потом он посмотрел на темноволосого курносого ребенка, спавшего между ними, и в душе его странно, сама по себе, шевельнулась любовь. Он поцеловал Антонию, свою дочь, в неверном свете казавшуюся такой маленькой и уязвимой. Но она жива, она его единственный кровный родственник, его дочь, и он будет защищать ее, как защищал тех, кто любил его, гордился им и был счастлив идти с ним в одном строю – роту Шарпа.

Утром 7 апреля 1812 года Филиппон и выжившие остатки гарнизона сдались в форте Сан-Кристобаль, подведя, таким образом, черту под одной из самых знаменитых побед британской армии - взятием Бадахоса.

На следующий день около полудня Веллингтон приказал установить на площади перед собором виселицы, и, хотя нет свидетельств того, что их использовали, этой угрозы оказалась достаточно, чтобы вернуть на улицы Бадахоса порядок. Так закончился один из самых печально известных эпизодов в истории британской армии: разграбление Бадахоса.

В этой книге я хотел объяснить несколько причин того, почему разграбление оказалось столь безжалостным. Законам ведения войны оно не противоречило, а инстинкты солдат, прошедших столь ужасную битву, буквально требовали его. Солдаты эти также подозревали, с некоторыми допущениями, что жители Бадахоса на стороне французов. Разумеется, все это не извиняет их поведения, тем более что многие из грабителей не участвовали в штурме, но указанных причин той апрельской ночью обычному солдату оказалось достаточно. Кое-кто из историков, напротив, считает, что именно Веллингтон разрешил разграбление и позволил ему продлиться не один день, что должно было послужить предупреждением другим городам, занятым французскими гарнизонами. Если это было так, то предупреждение не сработало, в чем британцы убедились через год в Сан-Себастьяне, где бой был столь же жестоким, а разграбление – столь же ужасным.

Но рассказ о разграблении Бадахоса был бы неполон без известной любовной истории. Лейтенант 95-го стрелкового полка Гарри Смит встретил в городе четырнадцатилетнюю испанку Хуану Марию де лос Долорес де Леон, бежавшую от ужасов той страшной ночи, и женился на ней. Она лишилась мочек ушей, выдранных в месте с серьгами, но лейтенант Смит отбил ее у толпы и защищал до конца. Много лет спустя, когда супруг ее был возведен в рыцарское достоинство, в Южной Африке назвали в честь девушки город, по иронии судьбы тоже получивший известность в результате осады – Ледисмит.

Я постарался правдиво передать события той военной кампании: так, к примеру, пушки, установленные внутри стены Сьюдад-Родриго, действительно существовали, реальна и история Ноттингемширского батальона, перебиравшегося через ров по доскам. Каждый боевой эпизод, описанный в романе, происходил на самом деле, хотя атака на дамбу была предпринята силами менее батальона и чуть позже, 2 апреля. Командовал инженер-лейтенант Стенвей, которому, как и незадачливому Фитчетту, не удалось заложить достаточное количество пороха.

Утром 7 апреля во рву под брешами было найдено огромное количество трупов, некоторые были еще теплыми. Наблюдатели оценивали их количество в двенадцать-тринадцать сотен. Веллингтон публично плакал. Многие историки обвиняли его в том, что штурм произошел слишком рано и не был тщательно подготовлен, но, учитывая оказывавшееся на него давление и отсутствие инженерных ресурсов, его решение трудно осуждать: задним-то умом мы все крепки. Бадахос был взят отчаянной храбростью – такой, какую проявил лейтенант-полковник Ридж из 5-го фузилерского полка, чьи заслуги я приписал капитану Роберту Ноулзу. Ридж погиб в самом конце сражения, убитый случайной пулей. Нейпир [59] Уильям Фрэнсис Патрик Нейпир, английский военный историк, офицер, принимавший участие в Пиренейской кампании, с 1812 командовал полком. Автор одного из важнейших трудов по истории Наполеоновских войн «История войны на Пиренейском полуострове и юге Франции в 1807-1814 гг.». посвятил ему известную эпитафию: «Никто из павших в ту ночь не заслужил большей славы, хоть многие пали, покрыв себя славой».