Эмилиян Станев - Иван Кондарев

В оконных стеклах отражались ветви цветущей сливы. Во дворе дети Янкова, Карло и Роза, обливали друг друга водой и весело смеялись. Взахлеб щебетали неугомонные скворцы.

Вдруг хлопнула калитка. Послышались торопливые шаги по цементированной дорожке, кто-то стал расспрашивать о чем-то ребятишек, и тотчас под окном возник хилый, прыщавый юноша в полинялой красной блузе, с громадным галстуком, завязанным узлом. Парень размахивал руками и, задыхаясь, сыпал словами, будто продавал газеты:

— В саду кровопролитие!.. Горожане схлестнулись с офицерьем!.. Народ восстал, товарищ Янков… Прибыли войска!

— Какое кровопролитие? Чего болтаешь? — крикнул Генков, сразу узнавший придурковатого сына продавца пирожков.

— Говори по-человечески, балда! — рявкнул инвалид.

— Бунт, господин Генков! Жители подняли восстание в городском саду!.. Избили Коломаичика!.. Офицерье бежало с позором и привело войска… На главной улице слышно, как дерутся…

Харалампий схватился за костыли. Все повскакали с мест.

— Что-то, видать, стряслось. Офицеры заварили кашу. Подождите, я сейчас оденусь, — сказал Янков, бросившись в соседнюю комнату, откуда донесся встревоженный голос жены.

От дома Янкова до городского сада путь был не близкий. В суматохе все забыли об инвалиде. С соседних улиц на слышимый издалека рев толпы сбегались жители. В городском саду было полным-полно народу. Мальчишки карабкались на деревья, стараясь разглядеть, что творится у буфета. Толпа ревела, свистела и улюлюкала. С тревожным карканьем кружились перепуганные вороны. У входа с главной улицы, где толпилось больше всего любопытных, две женщины, подхватив детей на руки, звали мужей. Среди всеобщего гвалта слышался протяжный голос старика, продававшего семечки. Молодой человек с модными бакенбардами возмущенно ругался, поправляя сбитую набок шляпу. Увидев Янкова, он, внушительно жестикулируя, принялся рассказывать, что случилось, но ни у кого не хватило терпения выслушать его. Кондарев ринулся в толпу, но в этот момент прибыл околийский начальник Хатипов с тремя полицейскими, и толпа оттиснула его ко входу. Хатипов что-то кричал, красный воротник его куртки был расстегнут, фуражка еле держалась на бритой голове. Было видно, что его только что разбудили: на помятом встревоженном лице еще не исчезли следы подушки.

— Господин Янков, покиньте сад иначе я вас арестую! — раздался окрик.

Янков с хмурым видом молча показал на толпу. Околийский бросился в гущу, и Кондарев воспользовался случаем пробраться в сад. Свист и улюлюканье заглушали перебранку возле буфета. Молодежь напирала и задорно кричала:

— Держись! Держись! Тю-у-у! Ни шагу назад!

Продвигаясь вслед за полицейскими, Кондарев добрался до первого ряда опрокинутых столиков и увидел рассыпавшийся цепью взвод жандармов с примкнутыми шты ками. В тот же миг подпоручик, командир взвода, неестественно визгливым голосом скомандовал приготовиться к стрельбе.

Лязг затворов заставил толпу отпрянуть назад. Началась паника, завизжала женщина. Толпа навалилась на стойку, послышался звон разбитого стекла.

— Господин офицер, покиньте немедленно сад! — проревел околийский начальник Хатипов. — Кто дал вам право? Здесь есть гражданская власть, полиция!

— Плевал я на вашу полицию! — вскричал вне себя мертвенно-бледный подпоручик, размахивая обнаженной саблей, а другой рукой пытаясь выхватить из кобуры револьвер.

В общей суматохе, среди криков, визга и давки Хатипов сцепился с офицером. В руках у нескольких молодых людей сверкали револьверы, какой-то мужчина в исступлении рвал на себе рубашку. Высокая брюнетка с гвоздикой за ухом бранилась с солдатами. Рев позади становился все грознее.

Взвод начал отступать без команды. Растерявшиеся солдаты с опаской поглядывали на напиравшую толпу.

— Назад! — кричал Хатипов, пытаясь остановить людей.

Кондарев потянул его за рукав.

— Позвольте народу выразить свое возмущение, господин начальник!

Хатипов обернулся и бросил на него полный бешенства взгляд.

— Не допущу побоища, не позволю вам лезть на трибуну, тявкать и сеять смуту!

— Вы создаете пропасть между собой и населением!

Хатипов, брызгая слюной, яростно прошипел:

— Ты мне зубы не заговаривай!

В это время неподалеку от буфета чернобородый мужчина, забравшись на стол, размахивал шляпой. Шагах в двадцати от него образовали еще одну трибуну. Выплыл новый оратор, и его сиплый голос заскрипел, как граммофонная игла. Хатипов позвал полицейских и бросился к ораторам.

Кондарев сразу же узнал в новоявленном ораторе Тодора Генкова. Толпа сгрудилась около трибун. Долговязому бородачу удалось овладеть вниманием толпы.

— Вышвырнуть легавых! — надрывался чей-то голос.

— Если вы не знаете законов, я научу вас соблюдать их! — кричал Янков.

— В силу фактов и общественных стремлений!.. Социал-демократы — гремел бородатый оратор.

Кондарев оттеснил к буфету позеленевшего от злобы околийского начальника. Несколько человек продирались сквозь толпу к бородачу, который, извиваясь во все стороны, с броскими жестами обращался к толпе.

— Стащите его с трибуны! Долой предателей!..

Возле стойки зазвенели пивные бутылки, взлетели в воздух трости. Женщина с гвоздикой за ухом что-то горячо рассказывала тощему господину с траурным крепом на шляпе. За буфетом слышались ругань и возгласы возмущения.

— Драку затеяли, а за солдата некому заступиться, — говорила женщина с гвоздикой.

— Не вмешивайся, Пауна! — сказал Кондарев, узнав свою соседку.

— Как не вмешиваться! Избили до смерти солдатика в клубе, накажи их господи!

— Какого солдатика?

— Говорят, из Ямбола он. Послали его вызвать войска, а он уперся, вот офицеры и избили его.

— Да денщика Балчева, лодыря этого, — сказал господин с крепом на шляпе.

— Теперь у офицеров нет денщиков, — заметил Кондарев.

›- Как бы не так! Вроде и нет, а выходит, есть; вы ничего не знаете. А я знаю этого парня.

Кондареву хотелось порасспросить его еще, но в это время из буфета донесся отчаянный крик, а за ним отвратительная брань. Что-то упало со звоном и разбилось вдребезги.

— Что вы делаете, люди? — раздался испуганный крик.

Многие, махнув рукой на оратора, побежали глазеть на обезумевшего содержателя буфета, который в отчаянии швырял на пол что попало. В толпе смеялись. Более благоразумные собрались расходиться по домам, считая, что больше не будет ничего интересного. Все оживленно комментировали события, поминали поручика Балчева и начальника гарнизона. Сквозь общий шум доносились отдельные слова из речи Генкова:

— …Они верные церберы буржуазии… буржуазный общественный порядок… В трудные минуты для капиталистических заправил… рост коммунистической партии…