Неля Гульчук - Терновый венец Екатерины Медичи

«Неужели я завидую Диане де Пуатье? – попыталась уговорить сама себя Екатерина, с трудом сдерживая слезы. – Я не должна ей завидовать!.. Нет и нет… Это смешно. Генрих сам признался мне в брачную ночь, что я у него первая женщина».

Екатерина с нетерпением ждала приезда в Париж. Однако по прихоти беспокойного, не привыкшего долго засиживаться на одном месте Франциска, двор перед возвращением в столицу остановился в Блуа, любимой резиденции короля Людовика XII и его дочери королевы Клод, первой жены Франциска I, матери Генриха и всех королевских детей. От королевы Элеоноры Екатерина узнала, что король любит переезжать из одного замка в другой, и после Блуа им предстоит еще заехать в Амбуаз и Фонтенбло, а до Парижа они доберутся в лучшем случае к весне.

В Блуа Генриха и Екатерину поселили по соседству с принцами и принцессами. Войдя в отведенные молодым супругам покои, Генрих увидел стены, украшенные гобеленами с животными, и с грустью воскликнул:

– Моя мать очень любила этот замок. Здесь прошло ее детство.

– Анри, ты очень любил свою мать?

– Я и сейчас тоскую по ней, хотя она умерла очень давно, когда мне было всего лишь пять лет…

Екатерина обняла мужа. Она чувствовала, что за его угрюмым видом скрывается добрая, отзывчивая и ранимая душа. Святой отец, сообщая ей о предстоящей свадьбе, поведал подробности о женихе и рассказал, как в испанской тюрьме более сильный Генрих всегда мужественно защищал своего старшего брата Франциска и, несмотря на жестокие наказания, брал на себя любую его вину. «Как схожи наши судьбы», – подумала тогда Екатерина и разрыдалась. Разрыдалась она и на этот раз – ей было жаль своего юного мужа. Она чувствовала, что воспоминания о рано покинувшей этот мир матери болью отзывались в его душе. Воспоминания Генриха были так созвучны ее воспоминаниям об одиноком сиротском детстве.

Генрих неумело погладил жену по щеке, стирая слезы, и как всегда заторопился уйти. Он безуспешно пытался скрыть, что их близость не приносит ему радости.

В окружении королевского семейства, временно обосновавшегося в Блуа, постоянно находилось множество дам и девиц, состоящих на службе. Своими нарядами и изысканными манерами они демонстрировали гостям великолепие французской короны.

Торжественные церемонии, особенно утренние «восходы» короля и королевы и их отходы ко сну, каждому давали возможность выставить напоказ свои роскошные одежды.

Это было самое большое и беспокойное хозяйство, которое Екатерине когда-либо приходилось видеть: целая армия слуг, пажей, священников, музыкантов, танцовщиц, лекарей, телохранителей. Все они были постоянно заняты и шумной, нарядной толпой перемещались по замку.

Здесь, в Блуа, Екатерине представили ее челядь. Она приняла клятву верности у своих кладовщиков, искусных поваров, поставщиков вин; она устала считать, как много людей ждали ее, чтобы обслужить и накормить ее одну: фрейлины, распорядитель, раздающий милостыню, конюшие, ведающие ее лошадьми и экипажами, лекари, аптекари, хирург, часовщик, мастера по изготовлению гобеленов, мастерица по парикам…

Юный дофин Франциск был добр и внимателен к маленькой итальянке и в первый же вечер по приезде в Блуа оказал ей честь, пригласив послушать стансы своего талантливого пажа Пьера де Ронсара. От Генриха Екатерина узнала, что десятилетний поэт – сын небогатого дворянина, снискавшего благосклонность короля в итальянском походе, а позднее сопровождавшего принцев из заточения в испанской тюрьме во Францию. После возвращения дофина из плена сын худородного сеньора Пьер стал пажом у наследника французского престола. Так король оказал честь своему верному подданному, любому дворянину лестно было отдать своего отпрыска в королевскую семью.

Лишенный в детстве родительской ласки, Генрих не скрывал своего искреннего уважения к отцу мальчика и с нежностью, так не свойственной его замкнутому характеру, рассказал Екатерине о Луи де Ронсаре.

– Отец Пьера – благороднейший человек, самый лучший на свете. Так считает его сын и мы с братом. В Испании он помог нам вернуть веру в справедливость. Пьер однажды сказал моему брату: «Если в будущем я добьюсь славы, все похвалы отцу. Это все благодаря ему».

– А ты, Анри, ладишь с отцом? – осторожно поинтересовалась Екатерина.

Генрих промолчал. Она почувствовала, что ее вопрос вызвал в сердце мужа такую боль, словно в него вонзили нож.

– Луи де Ронсар в Испании учил нас, как жить. «Уважайте человека, который умеет держать слово и поступайте по справедливости. Старайтесь, принцы, делать так же, и вы никогда не собьетесь с пути истинного». Вот что я называю образованием. А мой отец? Иногда мне кажется, что он даже имя мое вспоминает с трудом, – Генрих рассмеялся нервно, с надрывом. – В моем сердце до сих пор остались рубцы от четырехлетнего пребывания в испанском плену.

Екатерина всей душой стремилась установить доверительные отношения с Генрихом, но опасалась даже слушать, как он критикует своего отца, – рядом могли оказаться все слышащие уши. Потерять расположение Франциска, которое она снискала и которым дорожила, было очень легко, а завоевать вновь почти невозможно.

– Говори тише, Анри, – шепотом попросила она, – нас могут услышать. Здесь много доносчиков. Твои слова передадут королю.

Генрих плотно сжал губы, но молчать и сдерживать себя был уже не в силах, ему необходимо было поговорить с кем-нибудь о наболевшем. Слишком много обид на отца накопилось в его душе за долгие годы.

– Я ненавижу ту жизнь, которую ведет мой отец. Он окружил себя порочными и алчными женщинами, которые разоряют Францию. Я презираю мадам д’Этамп и мне искренне жаль благородную королеву Элеонору, – голос у него сорвался и понизился до шепота. – Король безрассуден. Когда необходимо быть осторожным, он идет напролом вместо того, чтобы остановиться и все взвесить. Отец не может успокоиться и тянет руку к твоей родине – стране лучших в мире художников.

В отличие от мужа Екатерина понимала незаурядную личность короля гораздо лучше, чем его нелюбимый сын. Она искренне полюбила Франциска и преклонялась перед ним, как перед властелином.

– Пойми, только снова вернув Милан, король сможет забыть о поражении при Павии, – старалась она убедить мужа. – Этот разгром французской армии и позорный плен внушили королю страх перед новым поражением.

– Король – непревзойденный любовник и беспомощный стратег, – упрямо продолжал свои обвинения Генрих. – Он заключил договор с турками! С неверными!.. Ни один христианский монарх не решился бы на это.

– Умоляю, говори тише! Тебя могут услышать!

– Отец должен знать правду. Это пойдет Франции только на пользу.