Неля Гульчук - Терновый венец Екатерины Медичи

Смерть герцога Анжуйского послужила королю причиной для организации одного из тех мрачных праздников, которые он так любил вследствие своей извращенной чувствительности. Генрих III лично руководил организацией церемонии и установкой грандиозных декораций. Он хотел ошеломить народ, показав, какую страшную потерю понес дом Валуа.

Тело герцога Анжуйского было перевезено в Париж и положено в церкви Сен-Маглуар. Король с женой и матерью пришел окропить святой водой гроб брата. Король шел впереди в фиолетовом плаще, таком длинном, что подол его поддерживали восемь пажей. Вокруг стояли гвардейцы в траурных одеждах и с алебардами, украшенными черными лентами. Отряд швейцарцев бил в барабаны, которые также были обвязаны траурными лентами. Вслед за королем прибыла в церковь светская и духовная знать в восьми позолоченных колесницах.

На следующий день траурная процессия, к которой присоединились рыцари ордена Святого Духа и советники парламента, в течение пяти часов двигалась по Парижу в направлении собора Парижской Богоматери.

Звенели колокольчики, стучали барабаны, в длинных черных плащах шли гвардейцы с опущенными вниз аркебузами. Любые поездки по городу в этот день были запрещены. Огромная толпа парижан выстроилась по пути следования кортежа. Швейцарцы с черными палками в руках сдерживали людей. По приказу короля на стене каждого дома, мимо которого проносили тело принца, горел факел.

27 июня та же процедура повторилась, и тело принца было перенесено из собора Парижской Богоматери в Сен-Дени.

Вся церемония должна была подчеркнуть ту тяжелую ситуацию, в которой оказалась французская королевская династия, и поразить своим драматизмом народ. Да, король был молод, но не имел детей и не мог их иметь. Салический закон, действовавший еще с 1316 года, в этом случае указывал на ветвь Бурбонов, короля Наваррского. Но последний не являлся представителем и прямым наследником рода Валуа, и самое неприятное – был протестантом. Католики негодовали: они боялись нарушения принципа «единый король, единый закон, единая вера».

Французский король Генрих III заявил, что готов признать своего кузена единственным законным наследником. Чтобы придать официальность своему предложению, к беарнцу был послан герцог д’Эпернон. Фаворит получил указание уговорить короля Наваррского перейти в католичество.

Поездка посольства в Наварру знаменовала стремление королевского двора к единству Франции.

Однако Генрих Наваррский не желал возвращаться в Париж. Для него переход в католичество, уже пятый по счету, мог привести к неблагоприятным последствиям. Свобода и самостоятельность, которые давало ему положение главы гугенотской партии, представлялись более завидными, чем роль принца крови при дворе под присмотром королевы-матери. К тому же после нидерландской неудачи герцога Анжуйского в протестантских землях в Западной Европе стал расти авторитет наваррца. Вследствие всего этого миссия д’Эпернона успеха не имела.

Пока шли переговоры в Нераке, католическая партия приготовилась нанести свой удар. На улицах Парижа пели песни, прославляющие благородство, ум, мужество, набожность герцога Генриха де Гиза.

Герцог де Гиз не терял времени даром; он постоянно подпитывал свою и без того огромную популярность. В голове парижского героя зрели грандиозные замыслы. Он возглавил Католическую лигу – большую федерацию, объединявшую в своих рядах многих представителей знати и братства иезуитов и созданную с целью защиты католической веры от всех ее врагов. Люди называли короля глупцом и щеголем; королеве-матери нельзя было доверять защиту интересов католицизма; поэтому возникла необходимость защищать католиков по всей Франции. Но лига занималась не только сохранением католической веры – население Франции страдало от непосильных налогов. Лига заявила о своем намерении отстаивать ущемленные права людей.

Напрасно Генрих III пытался запретить это движение, опубликовав заявление, в котором объявлял преступниками всех тех, кто вступал в лигу. Гизы не только не свернули активные действия, а наоборот удвоили свои усилия. В замке Жуанвиль они подписали договор с испанским королем Филиппом II и Жаном Морео, мальтийским командором, объединявший французских католиков и короля Испании в борьбе за утверждение католицизма и уничтожение ереси как во Франции, так и в Нидерландах.

Екатерина Медичи поняла, какая страшная угроза нависла над ее сыном. И она, уже старая и больная, взялась за дело, чтобы изо всех сил поддержать готовое вот-вот обрушиться древо Валуа.

Превозмогая себя, королева-мать вела многочасовые переговоры с католиками, призывая их к миру. Они выставляли ультиматумы, требуя издания указов против гугенотов и изгнания еретиков из Франции. Екатерина Медичи решила пойти на уступки. Она убедила Генриха подписать указ о наделении Гизов крепостями и конной охраной за счет казны. Цена временного примирения была очень дорогой. Но королева-мать следовала своему правилу: ценой уступок выиграть время и ждать удобного момента для выступления. Не усматривая перспективы в действиях лигистов, она считала их победу кратковременной.

Первым перемирие нарушил Генрих III. Вопреки ожиданиям королевы-матери, он объявил о приверженности Франции только католической религии и изгнании из страны всех тех, кто не желает исповедовать религию предков. Королевский указ ставил вне закона Генриха Наваррского. Вызов был брошен, следовало ждать ответа.

Новое осложнение в обстановку внес папа Сикст V буллой об отлучении Генриха Наваррского от церкви и лишении всех его прав на корону.

Екатерине Медичи пришлось вмешаться и в этот конфликт. Она объявила папе, что булла принесет Франции больше зла, чем пользы, ибо она направлена не только против Бурбона, но и против короля Генриха III.

Королева-мать не оставляла надежды на сближение с Генрихом Наваррским. Зимой, несмотря на холодную погоду, преодолевая трудности долгого пути, она прибыла на юг Франции, на место военных действий, где находился наваррец, и предложила ему принять католицизм, суля завидное положение в Королевском совете и крупный земельный надел.

Генрих Наваррский отверг ее предложение и в свою очередь убеждал в возможности одолеть лигистов и укрепить власть путем сближения короля с гугенотами и протестантами соседних государств. Екатерина Медичи восприняла заявление Бурбона как насмешку. Перед угрозой возобновления гражданской войны ни первый принц крови, ни королева-мать не поступились своими принципами.

Между тем переговоры Екатерины Медичи с лидером гугенотов побудили лигистов к решительным действиям. Они усмотрели в этой встрече угрозу католическому единству.