Артур Кестлер - Гладиаторы

Лентул обращает на него благосклонное внимание, кивает и удостаивает ответом: мол, вполне возможно…

— Более того, это установленный факт! — подхватывает с горячностью Апроний. — При помощи этой теории легко объяснить многие исторические события, раздутые до невероятных масштабов историками-подстрекателями.

Однако пыл соседа оставляет Лентула равнодушным. Владелец гладиаторской школы ворчит, что всегда досыта кормил своих людей и прибегает к услугам лучших врачей, наблюдающих за их здоровьем и питанием. А эти твари ответили на всю его заботу самой подлой неблагодарностью!

Апроний, воплощение сочувствия, осведомляется, что за тревоги гложут соседа. Он понимает, конечно, что в такой момент клянчить бесплатный билетик не подобает, просто старается соблюсти приличия.

— Что толку скрывать то, что вот-вот будет знать каждый встречный! — взрывается Лентул. — Семьдесят лучших моих гладиаторов сбежали этой ночью. Полиция сбилась с ног, но их и след простыл.

Начав жаловаться, толстяк уже не в силах остановиться. Достается и временам — хуже не бывает, и делам — идут из рук вон плохо!

Писец Апроний почтительно внимает излияниям, сильно наклонившись вперед — поза крайнего внимания; пальцы комкают собранный на коленях подол. Он знает, что Лентул не только стяжал всеобщее уважение своими успехами в делах, но и сделал заметную политическую карьеру в Риме. В Капуе он объявился всего два года назад и основал гладиаторскую школу, уже завоевавшую хорошую репутацию. Его деловые связи оплели наподобие паутины всю Италию и заморские провинции; его агенты закупают двуногое сырье на всех невольничьих рынках и сбывают его, превратив годовыми тренировками в образцовых гладиаторов, в Испании, на Сицилии, азиатским владыкам. Лентул добился такого успеха верностью принципам: он прибегает к услугам только известных учителей и врачей. Но главное — его способность подчинить гладиаторов железной дисциплине: побежденные, они никогда не просят пощады, принимают перед смертью изящные позы и ничем не раздражают зрителей.

«Жить может любой, — твердит он своим гладиаторам, — а вот смерть — это искусство, которым приходится овладевать». Благодаря своему умению умирать благородно и красиво гладиаторы Лентула приносили доход на добрые пятьдесят процентов больше, чем ученики любой другой школы.

Но, выходит, дурные времена не обошли стороной даже счастливчика Лентула. Писцу это как бальзам на душу, он даже готов сострадать великому человеку. Тот откровенничает:

— Видишь ли, добрый человек, все устроители игр сейчас в затруднении, а виновата в этом публика. Она больше не ценит умелых, выдрессированных борцов. Получается, что все траты на их подготовку — напрасный расход. Ныне количество подменяет собой качество, публике хочется, чтобы всякое представление походило на разрывание людей дикими зверями. Представляешь ли ты, что это означает для моей профессии? Очень просто: в классической дуэли двух борцов падеж равен, как ты догадываешься, одному участнику из двух, или пятидесяти процентам. Накинь еще десяток процентов на смертельно раненых — и мы получаем шестьдесят процентов потерь на каждом выступлении! С такими издержками впору ноги протянуть! А публике подавай еще зверей! Ей хочется щекотки для нервов, и плевать, что в этом случае потери вырастают до восьмидесяти пяти — девяноста процентов. Третьего дня наставник моего сына, очень способный математик, подсчитал, что шанс гладиатора проработать три года равен одному из двадцати пяти. Логика подсказывает, что хозяин должен возмещать за полтора-два представления все свои затраты на этого гладиатора.

— Все вы, сторонние люди, публика, воображаете, будто арена — это золотая жила, — продолжает Лентул с горькой усмешкой. — Так приготовься, я тебя удивлю. Если заниматься нашим делом добросовестно, прибыль составит не больше десяти процентов в год. Иногда я даже спрашиваю себя, почему бы не вложить деньги в землю и не заняться сельским хозяйством. Ведь даже самое захудалое поле приносит свои шесть процентов годовых…

Апроний уже расстался с надеждой на бесплатный билетик, но чувствует, что от него ждут слов утешения.

— Не сомневаюсь, — выдавливает он, — вы сумеете возместить эту потерю — пятьдесят с чем-то человек.

— Семьдесят! — сердито поправляет его сосед. — Причем самых лучших! Взять хоть галла Крикса, учителя гладиаторов: ты наверняка видал его за работой. Мрачный с виду, тяжеловесный, с головой тюленя, с медленными, но опасными движениями. Чистый убыток! А Каст? Маленький, верткий, хитрый, как шакал. И другие не хуже: хоть гигант Урс, хоть Спартак — спокойный, умеет нравиться, не снимает с плеч шкуру зверя. Или Эномай, многообещающий дебютант… И другие этим под стать. Уверяю тебя, материал первоклассный, любо-дорого было глядеть!

Это уже не ворчанье, а настоящая эпитафия, слезы по утраченным родным людям.

— Теперь мне придется на пятьдесят процентов сократить входную плату. А ведь я уже раздал сотни бесплатных пропусков!

Апроний торопится свернуть в общефилософскую колею и делится собственным соображением: странно, как гладиаторы мирятся со своей участью, жизнью от представления до представления, в вечной тени смерти? Лично ему, Апронию, нелегко представить себя в их шкуре.

Лентул улыбается: к этому вопросу он всегда готов.

— Все дело в привычке. Ты чиновник, тебе не понять, как быстро люди осваиваются с самыми невероятными условиями существования. Это как на войне; к тому же все мы каждый день ходим под судьбой. А у этих крыша над головой, обильная здоровая пища… Да им куда лучше, чем мне: меня придавливает к земле непосильная ноша ответственности, каждодневных забот. Поверь, иногда я даже завидую своим подопечным.

Апроний подтверждает кивком, что в гладиаторской жизни действительно есть свои плюсы.

— Но, видишь ли, человек никогда не бывает удовлетворен, такова уж его натура. — Лентул разошелся. — Перед каждым выходом на арену мои люди проявляют недовольство, ведут разные глупые разговоры. В этот раз до них каким-то образом дошло, что я, подчинившись публике, был вынужден выгнать выживавших в последнем человеческом бою на схватку со зверями. Разумеется, им это не понравилось. Последовали неприятные сцены, а этой ночью, пока еще непонятно, каким образом, произошло то, о чем тебе уже известно…

Конечно, он, Лентул Батуат, — лицо заинтересованное, но даже он разделяет до некоторой степени возмущение своих людей. Нравы публики печалят его еще больше, чем убытки. Взять хотя бы недавно появившееся суеверие, что свежепролитая гладиаторская кровь — якобы хорошее лекарство от некоторых женских недомоганий. Лучше не повторять самому и не огорчать слушателя описанием возмутительных сцен, разворачивающихся теперь на арене… Все эти невзгоды подорвали его, Лентула, здоровье, так что его уже тошнит от одного слова «кровь», а врачи всерьез рекомендует ему как можно скорее побывать на водах в Байе или Помпеях.