Иен Келли - Казанова

Казанова был глубоко потрясен и на короткое время лишился дара речи. Вскоре, однако, он заявил, что увиденное им в панталонах человека, которого считал женщиной, прикидывающейся кастратом, — «чудовищный клитор». В итоге все же Беллино, видя страсть Казановы, признался в том, что является на самом деле, как на то и надеялся Джакомо, женщиной. Ее пенис был фальшивым, и она надевала его, боясь разоблачения со стороны оперных блюстителей морали и Церкви. Пенис представлял собой приспособление, которое Беллино, фигурируя отныне в мемуарах как певица Тереза Ланти, носила в течение нескольких лет, чтобы никто не узнал, что она женщина. Он имел вид «длинной, мягкой кишки, в палец толщиной, белой и с очень гладкой поверхностью… и прикреплялся к центру овальным кусочком очень тонкой полупрозрачной ткани, размером пять или шесть дюймов в длину и два дюйма в ширину, который фиксировался трагакантом (резинкой) к тому месту, где можно определить пол». Нося его, «Беллино», как казалось, обретал пенис, хотя и без мошонки, в точности имитируя кастрата.

Когда Тереза доверилась ему, Казанова посчитал забавным посмотреть, как она использует свой «аппарат»: «С этим необыкновенным приспособлением, она показалась мне еще более интересной… Я сказал ей, что она поступала разумно, не позволяя мне коснуться его, потому что тогда… она заставила бы меня стать тем, кем я не являюсь». В их первую ночь, после того как утомленная девушка заснула, он лежал и смотрел на нее, и тут в голову ему пришла мысль разделить с ней свою судьбу, так как он понял, что они с ней «были практически в одинаковой ситуации».

Кто же была эта женщина, маскировавшаяся под Беллино? Казанова редко заботился укрывать под псевдонимами любовниц-актрис, их репутация и так была уже совершенно испорчена, и появление их имен на страницах мемуаров распутника не могло объясняться авторской непредусмотрительностью. Тем кастратом, которого он выводит как Терезу Ланти, могла быть Тереза Ланди, родившаяся в Болонье в 1731 году, как говорит Казанова, и чей портрет и по сей день висит в театре Ла Скала в Милане. Могла быть этим человеком и Артемезия Ланти, и Анджиола Калори, которая позже, в 1750-1760-е годы, прославилась и сделала состояние в Лондоне.

Рассказ Казановы о Терезе достаточно яркий, как и подобает истории о женщине, вынужденной одеваться мужчиной, чтобы играть на сцене женщин, но в нем более поучительны откровения автора о собственном влечении к этому любовнику-транссексуалу. Эта глава его жизни сообщает о чем-то большем, чем просто о театральном характере мира Казановы. Неоднократные упоминания об отказе от гомосексуальной связи с Беллино, как и с ее братом Петронио, указывают на внутренние противоречия, выходящие за рамки исследовательского любопытства Джакомо, — его привлекает, а также отталкивает очевидная сексуальная инаковость.

Казанова находил столь неотразимым в Терезе, по-видимому, элемент актерской игры в их отношениях и, в частности, в занятиях с ней сексом, он пишет о важности для него исполнить роль любовника («удовольствие, которое я дарил, составляло четыре пятых от моего собственного»), а также о потребности находить способы выражения страсти, «разыгрывая» любовь к Терезе для «освежения уверенности… в нашем счастье». Несомненно, у них было много общего в плане окружения, семьи, амбиций и опасных перспектив. Но если Тереза Ланти действительно была «почти такой же», как Джакомо Казанова, и при этом одной из немногих женщин, заставивших его всерьез задуматься о браке, то в их влечении друг к другу вряд ли можно игнорировать то, что на современном языке определяется как трансвеститская или транссексуальная составляющая.

Их первый секс и ее драматичное обнажение своей души и поддельного пениса — безусловно, уникальные в истории романтической литературы — произвели сильное впечатление на Казанову. Он не только хотел отказаться ради Терезы от карьеры в церкви, но и честно рассказал о своем положении, перспективах, финансовых делах и характере. Единственной и самой большой его заслугой, в почти двадцать лет. было то, что он «сам себе хозяин, ни от кого не зависит, и не боится своих неудач». «В моей природе склонность к экстравагантности. Такой уж я человек». Это было небезосновательное заключение, и Терезу покорила его правдивость не меньше, чем настойчивость и страсть. В одной из неопубликованных им рукописей, найденных после смерти Казановы, он так писал о Терезе и о феномене castrati: «Ни мужчины, ни женщины не могли избежать любви [к Терезе] и не было ничего более естественного, чем это, ибо среди женщин он казался самым красивым мужчиной, а среди мужчин — самой прекрасной женщиной, даже в мужской одежде».

Они решили бежать в Римини, за пределы папской юрисдикции, — где Беллино могла бы петь и заявить в оперном мире о своей женской сущности. Они намеревались пожениться, свернув в Болонью. Их плохо продуманный план провалился в Пезаро, где военные проверяли паспорта. Казанова потерял свой паспорт. Он утверждал, что пытался использовать письмо, которое вез с собой от кардинала Аквавивы, в качестве доказательства собственной личности, но ему приказали дожидаться в Пезаро, пока привезут новый паспорт с подтверждением от церковных властей.

В этой истории Казановы есть ряд пробелов, он умалчивает, почему отклонился от пути в Венецию, после которой намеревался отправиться в Константинополь, хотя мы можем предположить, что он был движим любовью. Неясно, почему он и Беллино поехали через всю страну искать место в театре тогда, когда известно, что это было время «мертвого сезона» в опере Римини (с февраля 1744 года и до осени 1745 года). И временная задержка из-за потери паспорта кажется недостаточным препятствием, чтобы убедить человека вроде Казановы отказаться от назначения, к которому он прежде так стремился. Тереза продолжила путь в Римини или туда, где она могла петь, а позднее перебралась в Неаполь. Она и Казанова, конечно же, так никогда и не вступили в брак.

«Моя история, — признается здесь Казанова, — не вполне правдоподобна», но подоплеку его поведения можно понять из имеющихся фактов. Истинные причины, как это бывает часто с Казановой, скрываются скорее в области эмоциональной, нежели географической. В каком бы итальянском театре впоследствии ни выступала Беллино, конкурентов у нее было немного, бесспорно и то, что Тереза оказалась первой женщиной, с которой Казанова мог завести семью, и первой — как он сознается, — от которой он отказался, предпочтя свободу дальнейших приключений и путешествий.

В Пезаро ему от Терезы пришло письмо, она нашла покровителя в лице в пятидесятипятилетнего герцога Кастропиньяно. Их пути с Казановой уже разошлись. Возможно, она знала, что он не захочет повторять в их отношениях роль своего отца, оставленного матерью. В ряде писем они пришли к согласию положить конец их связи, не сказав об этом впрямую. «Разделив с ней ее долю, мужем или любовником, я бы неизбежно деградировал, попал бы в состояние униженное и потерял бы положение и профессию. Размышления о том, что в прекраснейшее время моей молодости мне придется отказаться от всякой надежды на благосостояние, для которого, как мне казалось, я был рожден, настолько меня отрезвили, что голос моего разума заглушил зов сердца». Ему было девятнадцать лет, Казанова горел амбициями, и, самое главное, его преследовала картина брака родителей — с вульгарным шиком и постоянной угрозой унижения. Роман принудил и его, и Терезу быстрее и по-разному повзрослеть. Казанова принял наконец, что не сможет продолжать свою карьеру в Церкви и не готов к вступлению в брак, тогда как Тереза обнаружила, что ждет ребенка. Их сын, родившийся в том же году в Неаполе, был крещен как Чезаре Филиппи Ланти и рос, считая, что оперная звезда Тереза Ланти приходится ему сестрой.