Иен Келли - Казанова

Но библиотекарь неизбежно имел лишь косвенные связи с истеблишментом, предававшимся скачкам, охоте и стрелявшим фазанов. Шум и запах лошадей были повсюду, а питаться, в отсутствие Вальдштейна, приходилось в неприятной компании Видероля и Фельдкирхнера, готовил же им сварливый и бездарный повар. Пища оставалось единственной чувственной радостью, доступной Казанове, но за столом в Дуксе он видел мало хорошего.

Одним из преимуществ Дукса, однако, с точки зрения Джакомо, являлась близость к городку Теплице, ненадолго ставшему на раздираемом войной континенте центром притяжения для искателей удовольствий и курортниц. В 1787 году княжество с большим замком в Теплице, который по-прежнему доминирует в этом маленьком городке, унаследовал Иоганн Непомук Клари-Альдринген. Иоганн был женат на бельгийской принцессе Кристине де Линь, которая, как и ее отец, князь Шарль Жозеф де Линь, бежала от Французской революции. В это время Казанова и подружился с ними в Теплице. Семья де Линь была связана с Вальдштейном через родственников и знала Казанову по Вене и Праге. Замок де Линя конфисковали революционеры, и в конце 1780-х и в 1790-е годы принц тратил значительные суммы на дом своей дочери в Теплице, с огромными роскошными комнатами, и с видом на городскую площадь. Он чувствовал себя счастливым, встретив другого беженца из дореволюционного высшего общества, и с ним Казанова в последний раз снова с радостью стал шевалье де Сенгальтом.

Революция и ужас террора потрясли людей, на гильотину отправились многие из друзей и бывших любовниц Казановы. Словоохотливая, остроумная, богатая и непростая семья Клари и де Линь приняла библиотекаря из соседнего замка, и он стал гостем вечером в Теплице и в маленьком театре при замке. «Надевайте Ваш парик, мы собирается в Теплице — все Клари и де Линь будут рады видеть Вас», — обращается к Казанове де Линь в своем обычном дружески-приказном стиле. Принц также писал: «Mon cher Казанова, Вы никогда не постареете — не с Вашим сердцем, Вашим гением и Вашим желудком… Приходите к нам повидаться, мы не перестаем говорить о Вас… У меня прямо все прыгает в волнении от такой перспективы».

Именно принцу — писателю, большому любителю женщин и знатоку придворных обычаев и слухов от Версаля до Санкт-Петербурга — Казанова первому показал черновик собственных воспоминаний. Де Линь сказал, что не смог прочесть ни одной главы, чтобы не испытать зависти, удивления, интереса либо эрекции. Он был очарован книгой, как и самим Казановой. Принц был превосходным комментатором, поскольку прожил в чем-то сходную с венецианцем жизнь, и высказал мнение о том, например, что рассказы о царице Екатерине II и о Фридрихе Великом являются наиболее достоверными из всех тех, что ему доводилось встречать. Убежденность де Линя, как бывалого путешественника и сверстника Казановы, в правдивости мемуаров делает его, пожалуй, главным свидетелем в защиту Казановы. Мужчины «упали друг другу в объятия», как было указано, словно беженцы из потерянной эпохи, знающие, что внешний мир «катится к дьяволу».

Де Линь оставил печальный портрет своего друга из Дукса, который, при всем при том, по мнению принца, сам был повинен в собственных несчастьях.

Дня не проходило, чтобы у него не случилось ссоры из-за кофе, молока или тарелки макарон, на которых он настаивал. Повар не смог порадовать его полентой, конюх для поездки ко мне отправил с ним негодного кучера, собака лаяла по ночам, гостей было больше, чем ожидал Вальдштейн, когда привел его к себе угостить за небольшим столом. Охотничий рог раздражал его фальшивыми или резкими нотами. Священник беспокоил его, пытаясь обратить его… Граф не пожелал ему доброго дня… Граф одолжил у него книгу, не сообщив ему… Он рассердился, а люди смеялись. Он показал свои стихи на французском, а люди смеялись. Он жестикулировал, пока читал свои итальянские стихи, они смеялись. Он поклонился, когда входил — как Марсель, известный мастер танца, научил его делать шестьдесят лет назад — люди смеялись. Он исполнял на балу в замке свой менуэт, они смеялись. Он надел свой старый костюм с шелковой золотой вышивкой и подвязки с блестящими пряжками и шелковые чулки, и они смеялись. Он называл их «сволочи».

В редких случаях Казанова решался отправиться дальше Теплице. Он проводил время в Праге в 1787 году и в 1791 году, по случаю коронации нового императора Габсбурга, Леопольда II. Это была возможность встретиться со старыми друзьями. Именно здесь, в театре и на посольском приеме, он наткнулся на молодого итальянца из свиты неаполитанского короля. Маркиз де К. был сыном Леонильды, и поэтому, вероятно, внуком Казановы — ему был двадцать один год. Казанова увидел сильное сходство молодого человека с мужем его матери, покойным маркизом, и предпочел игнорировать возможность того, что молодой человек являлся ему и сыном и внуком от кровосмесительной встречи с Леонильдой в 1770 году. Как Казанова отметил, молодой человек был мудр не по годам.

Это было время маниакального писательства Джакомо. Он проводил за столом часы в надежде получить экономическую выгоду и убедить правительства в своей способности управлять лотереей. Он задумал снова написать о Вольтере и о России и отправил десятки писем, но, в основном, не далеким европейским литераторам, а местным друзьям и молодым женщинам, которые стали доминировать в его жизни в последние годы, Сесиль де Роггендорф и Элизе фон дер Рекке.

Многие подробности о жизни Казановы в Теплице и Дуксе известны благодаря беспокойному внуку де Линя, принцу Шарлю Клари, которого обычно называли Лоло. Он написал толстый журнал и много писем о человеке, которого называл «Каз», а также поведал нам об укреплявшейся дружбе Казановы с собственным «злобным» дедом, принцем де Линем и с разведенной Элизой фон дер Рекке, дружившей с обоими постаревшими кутилами. Они были, как писал восемнадцатилетний Лоло, весьма веселыми, когда не говорили о прежних временах и собственных душах, и полны нежных воспоминаний об ушедшей эпохе. «Я когда-нибудь говорил о боли воспоминаний? — писал пожилой де Линь. — Что такое жизнь? Как мало в ней моментов истинного счастья? И как они недолговечны?» Ежегодно в течение нескольких месяцев Казанова и он утешали друг друга, встретившись в красивом и маленьком оживленном курортном городке Теплице с его космополитичными салонами и крохотным замковым театром.

Заметки Казановы из Дукса включают в себя ряд напоминаний для других членов домохозяйства, инструкции по изготовлению мыла для белья, рецепты поленты и печенья по-бурански, жалобы на плохие дрова и Фельдкирхнера. Кроме того, Казанова сочинил к Фельдкирхнеру десятки писем — с бранью, враждебных и презрительных, — но немногие из них, если вообще хоть одно, были отосланы. В одном из них, написанном на оборотной стороне заметок о реформе календаря, Казанова отказывает управляющему в его приглашении на кофе. «Я не хотел бы, — пишет венецианец, — допустить дисбаланс в вашей экономической системе». Это не было счастливой жизнью в доме престарелых.