Наоми Френкель - Дом Леви

– Может ли госпожа Коэн сказать, где Белла? – Филипп забыл все правила уважительного поведения, пытаясь прервать поток речи этой женщины.

Госпожа Коэн не знала, где Белла. Она ведь никогда ничего им не говорит.

– Может, госпожа Коэн любезно согласится передать Белле, чтобы она завтра пришла в мой офис. У меня к ней срочное дело. Пусть хотя бы позвонит. Дело действительно срочное.

Филипп спустился по ступенькам на улицу, голова у него кружилась. Долго крутился у входа в дом, в надежде, что Белла вот-вот вернется. «Именно такой я люблю Беллу, какой ее изобразила госпожа Коэн: упряма, преданна идее всей душой. Сегодня придет в офис. Может, уже ждет меня там». Филипп начинает торопиться, но останавливается. «Я должен принести Белле подарок. Что бы она пожелала сейчас? » Он входит в цветочный магазин. В магазине много хризантем, больших, цельных, зрелых, как роскошные, довольные собой женщины.

– Госпожа, – обращается Филипп к продавщице, – эти хризантемы мне не подходят, понимаете ли… я…Прошу цветы для молодой невесты… Нечто мягкое, нежное…

– Вот, господин, прямо из оранжереи, – продавщица с гордостью указывает на узкую высокую вазу: белые в своей чистоте розы стыдливо выглядывают из только раскрывшихся почек.

Филипп тотчас покупает эти розы, возвращается на улицу, прислоняется к стене дома, смотрит на розы. «Что мне с ними делать – думает он с каким-то отчаянием. – Я ведь не могу с ними появиться в общине. И кто знает, придет ли Белла сегодня?» Филипп вздыхает, открывает портфель, и прячет в него цветы.

В это же время Белла стоит перед огромным зданием с роскошным фасадом, на Липовой аллее – Унтер Ден Линден – главной улице мегаполиса, и смотрит на вывеску у входа: Доктор Блум, глазной врач. Часы приема… Белла читает и возвращается, и вновь читает, не в силах вникнуть в их смысл. Доктор Блум… Наберется ли она смелости войти к нему. Время раннее. Доктор, верно, сейчас завтракает, и неприлично ему мешать… Откуда эти колебания? Надо подняться к нему, и не медля. Нет у меня выбора. С чего начну. Что скажу ему…

– Вы что-то потеряли? – открывает окошко женщина-консьержка, вперив в Беллу по-жабьи выпяченные глаза. – Чего тебе здесь стоять? Если ждешь своего любимого, найди себе более подходящее место.

– Какое вам дело, где я с ним назначила встречу. Ты тротуар не охраняешь!

«Эта ведьма забрала у меня остаток смелости». Белла оставляет место наблюдения и начинает прогуливаться по аллее. «Еще рано. Через час поднимусь к доктору Блуму, и будь что будет! Такой прекрасный сегодня день, словно создан специально для радости».

Белла останавливается. Аллея дышит радостью. Стекла домов сверкают, дети идут в школу в сопровождении воспитательниц. Шоссе лихорадит от потока движущихся автомобилей, люди идут, улыбающиеся и довольные. Дует легкий ветерок. Белла ощущает тепло солнечных лучей.

«День создан для радости! Если бы я могла сейчас поехать к Филиппу, уехать с ним в долгое путешествие. Куда? Подальше отсюда. На то озеро… Нет, нет. Только не на то озеро!»

– Госпожа, какие у вас планы в такой прекрасный день? Быть может, вы свободны?

Молодой мужчина с тонкими усиками снимает перед нею шляпу. Она поворачивается к нему спиной, ускоряет шаги, и вот уже снова у здания и вывески.

Высокая светловолосая женщина выходит из дома, держа за руку мальчика лет десяти. «Быть может, это жена доктора Блума? Что-то я сегодня совсем сошла с рельс. Филипп же мне сказал, что доктор развелся с женой десять лет назад. Сейчас же поднимусь».

Вчера Белла решила обратиться к доктору Блуму. Вчера она оставила дом сионистского Движения и вернулась в родительский дом. Просьба ее об отпуске вызвала недовольство, подозрение, разочарование в среде товарищей. Беседа была трудной.

– Отпуск? В эти дни, когда Движение в таком напряжении. Все в тревоге – от молодых до старых. Отпуск? Почему? Объясни хотя бы, почему?

– Поверьте, – почти взмолилась она, – дело сложное. Я должна что-то выяснить для себя.

– Чувствую, что ты нас покидаешь.

– Нет! – восстала против этих слов. – Я клянусь вам. Нет и нет! Движение я не оставлю.

– Чепуха! – сказал Джульетта. – Кто может подумать, что она нас оставит? Просит, чтобы мы ей поверили, и мы поверим.

– Не дай черной меланхолии овладеть тобой, – сказал он ей назавтра, провожая к родительскому дому, – вчерашнюю беседу выбрось из головы. Разреши нести твой чемодан.

– Сама понесу. Не нуждаюсь в излишней вежливости.

– Не хочешь – не надо, – идя рядом, Джульетта начал долгий рассказ о том, что приключилось с ним в одной из городских школ. Белла слушала его рассеянно, слова доходили до нее издалека. Джульетта чувствовал, что она его не слушает.

– Идешь рядом со мной, как будто наступил твой последний час. Это очень сердит меня.

Тем временем пришли к дому родителей Беллы. Стояли у входа, и Джульетта сказал:

– Белла, через две недели. Дата записана на доске. Будь точной, Белла. Я могу забыть, потому что занят и весь на нервах. Как явствует из моего рассказа, не так-то просто организовать детский батальон.

– Знаю, – прервала она свое молчание, – это не так просто.

И нельзя было понять, что она имела в виду. Глаза ее смотрели вдаль.

– Крепись и будь мужественным, Джульетта, привет.

– Крепись и будь мужественной, Белла. Ровно через две недели.

В тот же день, в послеобеденные часы, Белла шаталась по улицам. В конце концов, оказалась в приемной врача-гинеколога в одном из рабочих кварталов. Женщина-врач в рабочем квартале, надеялась Белла, поймет мое смятение. Врачиха была решительной женщиной. Поверх холодных очков хмурым взглядом окинула Беллу. Входя в белую комнату с множеством сверкающих металлических инструментов, чувствовала себя Белла, как солдат, действующий по приказу командира.

– Что у вас?

Белла начала что-то мямлить, но не успела высказать свою просьбу, как услышала:

– Ложитесь там, на кресло. Для проверки.

Кресло было покрыто холодной клеенкой. Дрожь прошла по телу.

– Все в порядке. Конец второго месяца. Одевайтесь, – приказала врачиха.

Белла приготовилась говорить, но врачиха повернулась к ней спиной, погрузилась в свои записи. Белла открыла рот, но не вымолвила ни слова. Врачиха повернулась к ней, встала со своего места, решительно взяла за руку и открыла перед нею дверь.

Попытаться пойти к другому врачу Белла не решилась, и продолжала шататься по улицам в отчаянном состоянии. Поняла, что без чьей-то помощи она не сможет сделать задуманное. Рылась в воспоминаниях и не могла отыскать человека, к которому можно обратиться в тяжелую минуту. Филипп! – Он обязан мне помочь. Нет, нет! Только не Филипп!