Наоми Френкель - Дети

– Чудо? Какое отношение ко всему этому имеет чудо? Рушат камень и думают о чудесах?

– Одно великое чудо, это то, что мы там находимся.

Дед вскакивает со стула тети Гермины и ходит по комнате.

– Ты витаешь в мечтах, Зерах, там, у Генисаретского моря.

– Да, дед, немного витаем. Почему бы нет? Есть выбор? Страна слишком мала, и если ты хочешь ее расширить, выход только в мечтаниях.

– Мечты, Зерах... О, нет! Это ни к чему не ведет. Артур, покойный мой сын, был таким же мечтателем, как ты. Все свои силы он вложил в мечты, которые не смог осуществить. Он страдал легкими, как ты – почками. И я предупреждаю тебя, Зерах пустые мечты забирают жизнь у человека.

– Моя страна расширяется, дед, не только благодаря строящимся дорогам и осушаемым болотам, но и силой мечтаний. Я мечтаю о том, что в этой малой и узкой стране вырастет нечто такое, чего не было никогда и ни в каком месте в мире.

– А я говорю тебе, Зерах, что это пустые мечты.

– А у вас, дед никогда не было мечтаний?

– Были. Еще как были. Я был большим мечтателем, но мечтателем, а не фантазером, как ты и мой сын. Мои мечты были всегда привязаны к реальности жизни, а не к чудесам. К корню жизни! Я не биыли по камням во имя чудес. Нельзя мешать прокладку шоссе с чудесами, болота с чудесами. В смешении все несчастья, в смешении...

– Смешение и есть жизнь, дед!

Зерах встал. Насколько длинны его рукава, настолько коротки штаны. Коммуна совершила ошибку, сшив ему пижаму из двух кусков разных размеров. Дед смотрит на странный вид халуца с Генисаретского моря, сравнивая его слова с его видом.

– Смешение это жизнь! Суть жизни! Чтобы держать в руках камень, я должен держать чудо в душе. У нас камни очень серые и очень твердые, и если их не смягчить чудом, нельзя будет на них вообще сидеть. Если у человека, душа не настроена на чудо, плач его еще более печален, чем у осла под тяжестью поклажи, и он воет, как шакал, который всегда голоден. А когда в душе чудо, то и жизнь хороша. Тяжела и хороша, своей надеждой.

– Хороша лишь надеждой, ты говоришь? – становится дед перед Зерахом – лицом к лицу – и моя внучка, маленькая Иоанна, хочет жить именно, в вашей коммуне и рушить камни. Какая у нее жизнь будет там, у вас, хорошая и тяжелая или тяжелая и хорошая?

– Тяжелая... и но также хорошая, дед. Тяжелая, потому что она «а-фишеле, а мешугене фишеле».

– Кто она, моя Иоанна?

– Маленькая рыбка, это на идиш, – маленькая немножко сумасшедшая рыбка.

– То есть?

– А, дед, просто шутка, есть такая шутка.

– Ну, так что это за шутка?

– Случай с одним раввином, меламедом, ну, религиозным учителем в хедере – начальной еврейской школе, где учат детей Торе, – который учил детишек какие птицы не кошерные и их нельзя употреблять в пищу по законам Израиля. Понятно? И вот, перечисляет учитель имена птиц, и среди них – сипуху. Есть такой вид совы. Спрашивает его один из малышей: «Ребе, что это такое – сипуха?» Ребе отвечает: «Сипуха это сипуха». Ребенок не удовлетворен ответом, и он упрямится: «Ребе, но что это такое – сипуха?» Отвечает ребе: «Сипуха это рыба, а «мешугене фиш», сумасшедшая рыба. Малыш не унимается: «Но, ребе, что рыба делает среди птиц?» Отвечает ребе: «Я же сказал, что она сумасшедшая».

Дед смеется, но это не обычный его смех, не от самого сердца. Глаза его не смеются.

– Ага, рыба между птицами, – бормочет про себя дед.

И Зерах повторят за ним:

– Да, рыба среди птиц.

– Не будет у нее хорошая и трудная жизнь, а трудная и хорошая, – продолжает бормотать дед.

– Это моя вина, Зерах, – дед повышает голос, приблизив лицо к Зераху, и чувствуется, что он только собирается говорить из самой глубины души, – девочка абсолютно на меня похожа. Ты что, думаешь, я всегда был таким уравновешенным, все взвешивал с умом? Да, я был буйным парнем, Зерах, диким и взбалмошным. Может, не все время совершал необдуманные поступки, но желания у меня нередко были странными. Боже, какие желания! Ребенком помню – было какое-то празднество в доме родителей. Собрался высший свет, множество женщин и мужчин. Среди них моя мать, сидит на кончике стула и цедит слова поверх губ, и все вокруг сверкает и блестит. И я врываюсь в их среду прямо из конюшни моего приятеля Антониуса, конюха и алкоголика. От меня воняет, одежда на мне грязная, конский навоз на моей обуви… А вот еще случай, спустя много лет. Женился я. Супруга, управляющая этим домом, была порядочной женщиной, читала книгиа, играла на фортепьяно и каждый день бормотала молитвы. Приходили к ней подруги, такие же как она, все праведницы, все читают книги, молятся, исполняют на фортепьяно сонаты Бетховена, и все ужасно уродливы! Сидят в моем доме в обществе моей жены, возводят глаза к небу и вяжут носки для бедняков. Питье кофе и поедание сладкого шло под обсуждение вопроса, как исправить мир. Зерах, при виде моей жены в обществе этих подруг, во мне вскипала кровь, и возникало желание вбежать к ним в одних трусах. Просто в трусах. Много сил я потратил, чтобы подавить это желание. Это лишь малая часть из того, что я мог бы тебе рассказать. Вопреки требованию родителей, я не хотел сидеть на совете ученых, а странствовал с подмастерьями по стране и не хотел заниматься ткацким делом, как все в моей семье, и занялся железом. Ах, Зерах, диким парнем я был, ужасно диким.

– Значит, вы были, дед...

– Этакой рыбой. «А фиш а-мешуга». Сумасшедшей рыбой.

– Именно.

– Так чего удивляться этой девочке? Все мои внуки моей крови и плоти, моего духа. Невестка моя была точно такой. Так получилось, что внуки немного унаследовали от их отца.

– Он был похож на Альфреда?

– Не совсем... Он был больше Леви. Да, Артур все же был Леви, несмотря на то, что обрел некоторые качества от матери. Но внуки – нет. Они сыны Леви, как я, Зерах. Мой буйный нрав перешел к ним. В общем, это не совсем в порядке. Что-то ненормальное было в моих желаниях, и это выявилось у моих внуков. Все годы! Но теперь поздно об этом думать. Я уезжаю, Зерах. Еще немного, и уходит мой поезд.

– Еще немного, и вы вернетесь, дед?

– Ах, Зерах, всю мою жизнь я кружил вместе с ветром. А куда он направляется, я никогда не спрашивал. Вернусь, ты говоришь, Зерах. Куда может вернуться такая сумасшедшая рыба, как я? Если моя маленькая Иоанна будет среди вас, тебе следует объяснить им там, что из-за меня она такая сумасшедшая рыбка. Всю вину следует возложить на меня. Вся вина на мне.

Дед с трудом поднимается, надевает шубу, движения его медлительны, лицо печально.

– А-а, почти забыл небольшую вещь. Сделай доброе дело: напомни Гейнцу – отвезти моего сына Альфреда к оптику. Если он не побеспокоится заказать ему новые очки, тот так и будет ходить без очков и тереть глаза.

– Я побеспокоюсь, дед, о новых очках.