Франц Энгел - Мера Любви

— Пошли все вон, — недовольно проворчал де Бельвар. Ему смертельно надоело болеть, и он сделался капризным.

— Аббат Бернар заплатил им, чтобы они меня убили, — сокрушенно проговорил Джованни.

Граф протянул к нему руку, подзывая к себе.

— Никто не посмеет причинить вам зло, пока я жив, — убежденно сказал де Бельвар, глядя на Джованни в упор горящими от лихорадки глазами. — Я не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось, клянусь. Пока я жив, вы в безопасности. Ради такого случая, так и быть, я обязательно переживу аббата Бернара.

Джованни благодарно кивнул, говорить он не мог, слезы душили его.

Скоро с башни закричали, что неприятель снялся с лагеря и уходит.

Когда против всех упований крестьян Стокепорта на скорое возвращение по домам им было отвсчено, что граф приказал оставить ворота поднятыми на неопределенное время, среди них начался переполох. Стив Белка, самочинно взявший на себя обязанность заботиться о благополучии поселян в замке, только подливал масла в огонь. Испытывая на себе постоянное презрение рыцарей, он поддался искушению заработать одобрение и популярность среди простого люда, но избрал он для этого отнюдь не благородный способ. Стив подло распространял слухи, что граф повредился в уме из-за своего ранения, что он самодур и всегда таким был, а теперь его самодурство стало еще более очевидным.

Капитану Роберу стоило немалого труда успокоить крестьян, пригрозив им расправой, посмей они бунтовать. Союзницей капитана выступила скоро наступившая ночь, поселянам не с руки было трогаться из замка в темноте, и они почли за благо улечься спать.

Граф о волнении крестьян не знал, к ночи ему становилось все хуже и хуже. Когда Арнуль разбинтовал рану, оказалось, что она загноилась, нужно было делать надрез, чтобы выпустить гной.

— Утром, когда светло станет, — решил Арнуль.

— Сейчас, — заспорил Джованни.

— Бог с вами, мессир, мне свет нужен! — ответил Арнуль, но Джованни уловил в его голосе нерешительность и продолжал настаивать.

— Сейчас, или будет поздно!

Арнулю пришлось уступить. Однако он все равно тянул время как мог, пока готовился к операции и отдавал всевозможные (не слишком необходимые, по мнению Джованни) распоряжения.

Все это время де Бельвар не выпускал руку Джованни из своей руки.

— Обещайте мне, — бормотал он горячечным шепотом, — обещайте, что вы похороните меня в Силфоре, подле вас, что вы отслужите по мне заупокойную мессу.

— Перестаньте каркать, мессир, — замахал на графа руками суеверный Арнуль.

— Не уходите, — граф дернул Джованни на себя так, что тот от неожиданности едва не упал на него. — Соборуйте меня.

— Я никуда не уйду, — Джованни наклонился над де Бельваром. — Я всегда здесь, и если нужно будет… — Джованни не стал договаривать, он не мог признать возможность скорой смерти своего любимого. Что бы только ни отдал Джованни за то, чтобы де Бельвар остался жить!

— Спасибо, спасибо вам за все! Будьте здесь, я хочу видеть вас, до последнего мгновения моей жизни видеть вас, — граф в изнеможении откинулся на подушки. Я хотел позаботиться о вас, чтобы вам ничего не угрожало, что же с вами станется, если я умру? Ни за что не опускайте ворота, когда я умру, хотя бы какое-то время, это ловушка, не опускайте ворота…

— Хорошо, хорошо! Только, пожалуйста, дорогой граф, не разговаривайте, вам это вредно, — перебил графа Джованни.

— Да… Еще только одно, прошу… называйте меня по имени, просто по имени… я так хочу, обещайте!

— Хорошо, — Джованни не смог удержаться и всхлипнул, — как скажете, Гийом, только, Бога ради, успокойтесь! Я буду здесь, и вы не умрете, Господь этого не допустит.

Операцию начали с первыми лучами солнца, натащив в графскую спальню столько факелов и свечей, что было не заметно, как разгорается день. В этот раз графа держать не пришлось, он очень ослаб за время своей болезни и, едва Арнуль сделал надрез и из раны полилась кровь, потерял сознание. Он оставался в глубоком обмороке все время, пока Арнуль вычищал и обрабатывал рану, пока его вновь туго бинтовали, и потом, когда уже сменили все простыни и оставили его в покое.

— Он такой бледный, — прошептал Джованни, стоя рядом с Арнулем у кровати графа.

— Гной вышел, скоро все решится. Или он пойдет на поправку, или… — Арнуль тяжко вздохнул, — или мы опоздали, и гной заразил кровь.

Джованни взглянул на Арнуля почти с ненавистью.

— Вот ведь, порой раны лучше заживают в походе, чем на мягких перинах, — продолжал Арнуль.

Тут они оба, и Арнуль и Джованни, прислушались. Им показалось, что они услышали сигналы горна.

— Они вернулись, — пробормотал Арнуль. В спальню боком пробрался капитан Робер.

— Под стенами бароны Аштона и Дунхам-Месси со своими людьми. Спрашивают, чем они могут помочь, а неприятеля-то нет. Что мне делать, не пускать?

— Делайте, как граф приказал, не пускать, — ответил Арнуль. — Сами справимся.

— Скажите им, что граф ранен и не может отменить свое приказание… Сейчас… — добавил Джованни.

Капитан поклонился и убежал выполнять распоряжения. Баронам пришлось уйти.

Услышав ответы капитана баронам, Стив Белка совсем взбесился.

— Что если граф скопытится? Что нам теперь, до Второго пришествия тут взаперти сидеть?! — возмущался он перед крестьянами, когда во двор вышли капитан Робер с Арнулем.

— Прекратить бунт! — скомандовал капитан. — Любые подстрекательства к мятежу будут расцениваться как предательство, и мы виновников вздернем по графскому приказу. Разойтись!

Поселяне притихли, а Стиву Белке пришлось удалиться восвояси, но он отнюдь не успокоился.

— И что он только о себе вообразил, граф? Тоже мне, женился на графстве и раскомандовался! Так-то любому повезти может! Самодур! — распространялся он малое время спустя в зале донжона, наливаясь вином вместе с графскими рыцарями.

Стив путано разглагольствовал о несправедливости к нему со стороны де Бельвара, о каких-то непонятных происках нового графского приближенного — епископа Силфорского, о том, что этот епископ, судя по всему, здорово всем напакостил, раз все и каждый желают ею смерти, что граф его покрывает и из-за этого они, несчастные, ни в чем не повинные люди, вынуждены сидеть взаперти. Подобные разговоры постепенно возымели свое действие на хмельные головы, и рыцари стали требовать объяснений.

В спальню графа поднялся капитан Робер.

— Мессир епископ, — обратился он с низким поклоном к Джованни, — графские люди просят вас поговорить с ними, они очень встревожены нашими нынешними делами, а я не сумею сказать все как следует.

Джованни не хотел оставлять графа, тем более что Арнуль устроился покемарить, но, делать нечего, пришлось пойти за капитаном вниз.