Михаил Грабовский - Пусковой Объект

Как опытный технический дипломат Константин Иванович избрал единственно правильную тактику поведения. Он никогда никому не возражал и никого не переубеждал. Мягко соглашался с каким-то начальником СМУ. Но точно так же не возражал и против доводов его оппонента. Если же конкурирующие стороны сходились в рукопашном бою на оперативке в его кабинете, то он искренне заливался смехом, слушая их многоярусный изощренный мат. А потом усаживал их вдвоем друг против друга за отдельный стол, подставлял глубокую пепельницу, графин с водой и вежливо предлагал:

— Ищите, товарищи дорогие, общий язык. Когда найдете — дайте знать.

Интересно, что без публики и зрителей у них сразу исчезал актерский пыл, и они переходили на деловой тон вынужденного компромисса.

Ко всей суматохе и неразберихе, царящей в зоне, Константин Иванович относился по-философски спокойно. Он понимал, что время неуклонно отсчитывает свой счет. В бетонном лабиринте ежедневно с утра до поздней ночи, работают тысячи людей. И, значит, независимо от него лично и независимо от кого бы то ни было вообще дело неумолимо продвигается к своему завершению. Маховик крутится уже восьмой год. Его невозможно остановить, изменить скорость. Все основное оборудование уже изготовлено и большей частью находится на складах или монтажных площадках. И потому — через год ли, через два — все системы будут смонтированы и отлажены. В стальной корпус реактора будет в конце концов загружено ядерное топливо! Рано или поздно физический пуск реактора будет произведен. И Василенко был уверен, что произведен успешно.

Он вспоминал о своем участии молодым специалистом в сборке РДС-1, первом атомном взрывном устройстве на Семипалатинском полигоне. Тогда, в 1949 году, многие конструкторы и большие ученые допускали возможность неудачи или неэффективного взрыва. Василенко, молодой монтажник, был уверен, что все пройдет нормально, потому что он — „везучий”. Сейчас в Шевченко он тоже был уверен в конечном успехе. Раздражало до обиды другое. Проект этого мощного быстрого реактора был закончен намного раньше подобных проектов в других странах. И вот Франция со своим быстрым „Фениксом” начинает нагонять. Между прочим, французы удивлялись советскому долгострою. Когда много позже, после пуска, Василенко встретился с французскими специалистами, он никак не мог объяснить им причину этой задержки. Переводчик испытывал неимоверные трудности при объяснении таких ситуаций, когда труба в одном помещении имела место, а в соседнем — обрывалась, или вдруг произвольно изменяла свое направление. Французы никак не могли уразуметь такие простейшие монтажные истины. Где уж им до охвата всей таинственной русской души?

В первые месяцы работы на новом месте Тимофеев и Василенко испытывали чувство растерянности и придавленности. Это было связано с необузданной грандиозностью строящегося объекта. По сравнению с „домашними” челябинскими реакторами, БН-350 производил на них впечатление повзрослевшей пирамиды Хеопса или увеличенной десятикратно Вавилонской башни. И только постепенно они оба притерлись и втянулись в сумбурный научно-технический хаос.

На личном фронте у Константина Ивановича все как-то уладилось. После разрыва с бывшей женой, от подсознательного воспоминания о которой он иногда вздрагивал по ночам, жизнь предстала перед ним переливающейся замечательными красками, тишиной и спокойствием. Выяснилось, что птички прекрасно поют по утрам. Море изумительно красиво плещет волнами. И вокруг много прекрасных и, главное, трезвых женщин. „Это же настоящее счастье — жизнь!” — думал он, глядя на себя в зеркало. На него смотрел человек приятной наружности, с правильными чертами лица, темными, зачесанными назад волосами.

Накануне отъезда из Челябинска к нему в гостиничный номер пришла Люда.

— Я хочу ехать с тобой, папа, — сказала она, — возьми меня с собой.

— Что же, поедем, — согласился он.

Главному инженеру не могли отказать в просьбе пристроить куда-нибудь его дочь.

И вскоре Люда по-хозяйски устроилась в управлении, между двумя массивными дверями с табличками. На столе перед ней выстроились в ряд разноцветные телефонные аппараты. На тумбочке справа — телевизор и большая хрустальная ваза с цветами. Светлые шторы прекрасно оттеняли ее яркие шелковые блузки. Юбку Люда носила всегда одну и ту же, темно-синюю, предельно обтягивающую ее прелести. Смазливая мордашка с глуповатыми глазами навыкате вполне соответствовала стереотипу провинциальной секретарши. Люда гордилась своим служебным положением. Перед ней в глубоких кожаных креслах почтительно ожидали своей очереди важные посетители, некоторые — из далеких столичных городов. Люда с видимым удовольствием прерывала телефонные звонки заученной фразой: „ОКС. Приемная Мокшина. Слушаю вас”. И только иногда: „Да это я, Люда”. В ее облике откровенная вульгарность сочеталась с детской наивностью и мягкостью. Дома, с отцом, она была трогательно-нежной, заботливой. Ей было хорошо вдвоем с этим молчаливым и важным человеком. Он был для нее почти забытым, но очень родным…

А вот третьему ветерану, Померанцеву, откровенно говоря, на строящемся объекте делать было пока нечего. Но он не скучал. Устраивал себе командировки в Обнинский ФЭИ, все больше увлекаясь проблемой повышения коэффициента воспроизводства. В промежутках между поездками важно восседал в своем кабинете, предаваясь мечтам о создании в будущем на БН-350 мощной научной лаборатории под своим руководством. Аккуратным почерком писал длинное обоснование и пояснительную записку к предлагаемому штатному расписанию. Однако отдел труда и заработной платы не выделял ему лимита даже на одного сотрудника. Поэтому ему не с кем было поделиться своими научными фантазиями. Оставив жену в Челябинске и не желая возврата к прошлому, Глеб Борисович тяжело страдал от мужского одиночества. Он полагал, что новая жена ему крайне необходима. На этот счет у Глеба Борисовича была особая научная теория. Общеобразовательный и культурный уровень жены, по его твердому убеждению, не гарантировал семейного счастья. Скорее даже наоборот. Чем проще, „народнее” будет жена, тем лучше. Род ее занятий: доярка, техничка, парикмахерша — не имеет абсолютно никакого значения. Главное достоинство — простота, здоровье и доброта. Глеб Борисович страстно мечтал о такой женщине. Когда в конце рабочего дня появлялась с ведром и тряпкой молоденькая техничка, он прикидывался озабоченным срочными делами, не позволяющими ему даже на десять минут оторваться от разложенных бумаг и выйти в коридор. Краем глаза поверх очков Померанцев с плотоядным удовольствием наблюдал, как вспотевшая молодуха нагибается над ведром, отжимая тряпку сильными руками. Настя иногда ловила на себе этот взгляд и смущалась, хотя представительный ученый был ей чем-то симпатичен. Другие технички подшучивали во время чаепития в подвальной подсобке над юной девушкой.