Генрик Сенкевич - Меченосцы

— Боже мой! Убили его? Говори скорей все, что знаешь.

— Он не убит, — отвечал чех, — он в добром здоровье.

Услыхав это, Мацько слегка сконфузился и засопел, а потом глубоко, с облегчением вздохнул.

— Слава Господу Богу Иисусу Христу, — сказал он. — Где же он?

— Поехал в Мальборг, а меня прислал сюда с вестями.

— А зачем он в Мальборг?

— За женой.

— Господи боже мой! За какой женой?

— За дочерью Юранда. Тут на целую ночь хватить рассказывать, но позвольте мне, господин, отдохнуть, а то я с дороги устал ужасно, с полуночи ехал не останавливаясь.

Мацько на время перестал расспрашивать, главное, однако, по той причине, что от изумления он лишился языка. Придя немного в себя, он позвал слугу, чтобы тот подкинул дров в камин и принес чеху поесть, а сам стал ходить по комнате, размахивая руками и говоря сам с собой:

— Ушам своим не верю… Дочь Юранда… Збышко женат…

— И женат, и не женат, — сказал чех.

И только теперь он стал медленно рассказывать, что и как было, а Мацько жадно слушал, прерывая его время от времени расспросами, потому что в рассказе чеха не все было ясно. Например, Гловач не знал, как следует, когда Збышко женился, потому что не было никакой свадьбы; однако он утверждал, что венчание состоялось, что произошло оно благодаря самой княгине Анне Дануте, а стало известно людям только по приезде меченосца Ротгера, с которым Збышко, выйдя на суд Божий, сразился в присутствии всего мазовецкого двора.

— А! Сразился? — с неудержимым любопытством, сверкнув глазами, закричал Мацько. — И что же?

— Он рассек немца пополам, да и мне помог Господь управиться с оруженосцем.

Мацько снова начал сопеть — на этот раз от удовольствия.

— Ну, — сказал он, — воин он не на шутку. Последний из Градов, но ей-богу же не самый плохой. Еще бы. А тогда, с фризами?.. Ведь совсем был подросток…

Тут он раза два внимательно посмотрел на чеха и снова заговорил:

— Но и ты мне нравишься. И видно — не врешь. Вруна я издали чую. Оруженосец — это не важно, ведь ты и сам говоришь, что дела с ним было не много, но вот что ты тому собачьему сыну руку сломал, а перед тем тура повалил, это здорово.

Потом он вдруг спросил:

— А добыча? Тоже хорошая?

— Взяли мы латы, лошадей и десять слуг, из которых восемь молодой пан присылает вам.

— А что же он с двумя сделал.

— Отправил с телом.

— Что ж, не мог князь своих слуг отправить? Уж те не вернутся.

Чех улыбнулся на эту жадность, которая, впрочем, часто обнаруживалась в Мацьке.

— Теперь молодому пану уже нечего обращать внимания на такие вещи, — сказал он. — Спыхов — большое богатство.

— Большое, а то как же. Да только еще не его.

— А то чье же? Мацько даже встал.

— Говори же! Где Юранд?

— Юранд у меченосцев в тюрьме, того и гляди умрет. Бог знает, выживет ли, а если выживет, так вернется ли; а если и выживет, и вернется, так и то все равно: ксендз Калеб читал его завещание и объявил всем, что наследник — молодой пан.

На Мацьку эти известия произвели, по-видимому, большое впечатление: они были одновременно так благоприятны и так неблагоприятны, что он не мог разобраться в них и не мог привести в порядок чувства, поочередно овладевавшие им. Известие о том, что Збышко женился, в первую минуту больно укололо его, потому что он любил Ягенку, как родной отец, и всеми силами желал соединить Збышку с ней. Но, с другой стороны, он уже привык считать это невозможным, а кроме того, в приданое за дочерью Юранда шло то, чего не могло пойти за Ягенкой: и любовь князя, и во много раз большие богатства. Мысленно Мацько уже видел Збышку княжеским комесом, господином Богданца и Спыхова, а в будущем и каштеляном. Это было не невозможно, потому что в те времена говорили про захудалого шляхтича так: "Было у него двенадцать сыновей, шестеро пало в боях, а шестеро сделались каштелянами". И народ, и отдельные семьи стояли на дороге к благополучию. Большое состояние могло только помочь Збышке на этой дороге, и потому жадности и родовой гордости Мацьки было чему радоваться. Однако довольно было у старика и поводов беспокоиться. Сам он когда-то ездил спасать Збышку к меченосцам и привез из этого путешествия железный наконечник стрелы под ребром, а вот теперь в Мальборг поехал Збышко, точно в волчью пасть. Что он найдет там: жену или смерть? "Там на него ласково смотреть не будут, — подумал Мацько, — ведь он только что убил их важного рыцаря, а раньше напал на Лихтенштейна, они же, собачьи дети, мстить любят". При этой мысли старый рыцарь сильно обеспокоился. Пришло ему в голову и то, что дело не обойдется без драки Збышки с каким-нибудь немцем — ведь он "парень проворный". Но главное беспокойство было еще не в этом. Больше всего боялся Мацько, как бы его не посадили в темницу. "Они взяли в плен старого Юранда и его дочь, в свое время не побоялись взять самого князя в Злоторые, почему же они станут давать поблажку Збышке?"

Тут в голову ему пришел вопрос: что будет, если мальчик, даже избегнув рук меченосцев, так и не найдет жены вовсе? Сперва Мацько утешился мыслью, что в наследство после нее Збышко получит Спыхов, но радость эта была непродолжительна. Старика очень заботило богатство, но не менее заботил род, дети Збышки. "Если Дануся канет, как камень в воду, и никто не будет знать, жива она или умерла, то Збышко не сможет жениться на другой, и тогда Градов из Богданца не станет на свете. Эх, с Ягенкой было бы по-другому… Мочидолов тоже ворона крыльями либо пес хвостом не накроют, а такая девка каждый бы год рожала без промаху, как яблоня в саду". И вот грусть Мацьки стала больше, чем радость по поводу нового богатства, и от этой грусти, от беспокойства принялся он снова расспрашивать чеха, как было дело с этой свадьбой и когда было.

Чех на это ответил:

— Я уже вам говорил, благородный господин, что когда было — не знаю, а о чем догадываюсь — в том не побожусь.

— О чем же ты догадываешься?

— Я от молодого пана не отходил и спал с ним в одной комнате, когда он был болен. Только раз вечером велел он мне уйти, а потом я видел, как к пану вошли: сама княгиня, с ней панна Данута, рыцарь де Лорш и ксендз Вышонок. Я даже удивлялся, потому что у панны на голове был веночек, но подумал, что пана будут причащать… Может быть, тогда это и произошло… Я помню, как пан велел мне одеть его, как на свадьбу, но я тоже думал, что это ради причастия.

— А потом как же? Они остались одни?

— Э, не остались они одни, а если бы и остались, так пан тогда и есть не мог своими силами. А уж за панной приехали люди, как будто от Юранда, и под утро она уехала…

— И с тех пор Збышко ее не видал?

— Никто ее не видал. Наступило молчание.

— Что же ты думаешь? — спросил наконец Мацько. — Отдадут ее меченосцы или не отдадут?