Генрик Сенкевич - Меченосцы

К счастью для Збышки, немецкая конница находилась в тылу отряда, у возов. Правда, она тотчас поскакала к своей пехоте, но не могла ни проехать через нее, ни объехать ее с боков, а потому и не могла защитить ее от первого натиска. Кроме того, ее самое окружила туча жмудинов, которые стали высыпать из лесу, как ядовитый рой ос, гнездо которых потревожил неосторожный прохожий. В это время Збышко со своими людьми налетел на пехоту.

И налетел без всякого результата. Немцы, воткнув задние концы тяжелых копий и бердышей в землю, держали их так ровно и крепко, что легкие мерины жмудинов не могли проломить эту стену. Конь Мацьки, раненный бердышом в голень, взвился на дыбы, а потом зарылся ноздрями в землю. Минуту над старым рыцарем висела смерть, но он, опытный во всяких боях и случайностях, вынул ноги из стремян, ухватился могучей рукой за острие немецкого копья — и оно вместо того, чтобы погрузиться в его грудь, послужило ему же опорой: он вскочил, отскочил к лошадям и, обнажив меч, стал наступать на копья и бердыши, как хищный кречет упрямо нападает на стаю долгоносых журавлей.

Збышко, когда его конь, удержанный на скаку, почти сел на задние ноги, оперся на копье и сломал его, а потому тоже взялся за меч. Чех, который всего больше верил в топор, швырнул его в толпу немцев и на миг остался безоружным. Один из князьков Ленкавицы погиб; другого при виде этого охватило бешенство: он завыл волком и, гоня окровавленного коня, опрометью помчался в середину отряда. Бояре-жмудины колотили бердышами по копьям и дротикам, из-за которых выглядывали лица кнехтов, как бы пораженные и в то же время ошеломленные упорством врага. Но строй не был прорван. Жмудины, ударившие с боков, тоже сразу отскочили от немцев, как от ежа. Правда, они тотчас же вернулись с еще большим напором, но ничего не могли сделать.

Некоторые в мгновение ока вскарабкались на придорожные сосны и стали стрелять из луков в середину кнехтов, предводитель которых, заметив это, отдал приказ отступать к коннице. Немецкие арбалетчики тоже стали отстреливаться, и время от времени какой-нибудь укрывшийся за ветвями жмудин, как созревшая шишка, падал на землю и умирая рвал руками лесной мох или метался, как вынутая из воды рыба. Окруженные со всех сторон, немцы, правда, не могли рассчитывать на победу, но, видя пользу своего сопротивления, думали, что хоть горсть их, быть может, сможет вырваться и добраться обратно до реки.

Ни одному из них не пришло в голову сдаться, потому что сами они не щадили пленников и знали, что не могут рассчитывать на милосердие доведенного до отчаяния и взбунтовавшегося народа. И они молча отступали, стоя друг возле друга, плечо к плечу, то поднимая, то опуская копья и бердыши, коля, рубя и стреляя из арбалетов, насколько это позволяла суматоха битвы, и постепенно приближаясь к своей коннице, которая не на жизнь, а на смерть боролась с другими кучками неприятелей.

Вдруг случилось нечто неожиданное, решившее судьбу упрямого боя. Тот князек из Ленкавицы, которого после смерти брата охватило безумие, не слезая с коня, наклонился и поднял тело с земли, желая, очевидно, уберечь его от копыт и ног и временно положить его где-нибудь в спокойном месте, чтобы легче было найти труп после боя. Но в тот же миг новая волна ярости прихлынула к его голове и совершенно лишила сознания; вместо того чтобы съехать с дороги, он бросился на кнехтов и швырнул труп на острия, которые, вонзившись в его грудь, живот и бедра, наклонились под этой тяжестью, прежде чем кнехты успели их высвободить; в это время безумец ринулся на ряды, опрокидывая людей, как буря.

Во мгновения ока десятки рук протянулись к нему, десятки копий пронзили бока коня, но прежде чем ряды выровнялись и сомкнулись, в них ворвался один из жмудинских бояр, находившийся ближе всех, за ним Збышко, за ним чех, и страшное замешательство с каждым мигом стало усиливаться. Другие бояре также схватили тела убитых и стали бросать их на копья; с боков наскочили жмудины. Весь до сих пор сомкнутый ряд поколебался, качнулся, как дом, в котором рушатся стены, и расщепился, как дерево, в которое вгоняют клин, и наконец рассыпался.

Битва в одно мгновение превратилась в резню. Длинные немецкие бердыши и копья в рукопашной схватке сделались непригодными. Зато палицы конных гремели по головам и спинам. Лошади врывались в толпу людей, опрокидывая и топча несчастных кнехтов. Всадникам легко было наносить удары сверху, и они наносили их без отдыха. С боков дороги высыпали все новые толпы диких воинов в волчьих шкурах и с волчьей жаждой крови в груди. Вой их заглушал умоляющие голоса и стоны умирающих. Побежденные бросали оружие; некоторые пытались скрыться в лесу; некоторые, притворяясь убитыми, падали на землю; некоторые стояли прямо, с бледными лицами и закрытыми глазами; некоторые молились; один, очевидно, сошедший с ума от ужаса, стал играть на дудке, причем улыбался, поднимая глаза к небу, пока жмудинская палица не раздробила ему череп. Бор перестал шуметь, точно испугался смерти.

Наконец горсть орденских кнехтов растаяла. Лишь время от времени в чаще раздавался отголосок короткой борьбы или пронзительный крик отчаяния. Збышко и Мацько, а за ними все всадники помчались на конницу.

Построенная кругом, она еще защищалась, ибо так всегда защищались немцы, когда неприятель окружал их превосходящими силами. Всадники, сидя на хороших лошадях и в лучших латах, нежели те, которые были на пехоте, сражались храбро и с достойным удивления упорством. Между ними не было ни одного белого плаща: почти вся конница состояла из среднего и мелкого прусского дворянства, которое должно было ходить на войну по приказанию ордена. Лошади их по большей части также были покрыты латами, и у всех были железные крышки для головы со стальным рогом посередине. Начальствовал над ними высокий стройный рыцарь в темно-синем панцире и в таком же шлеме с опущенным забралом.

Из глубины леса лился на них дождь стрел, но наконечники их безрезультатно отскакивали от панцирей и закаленных нараменников. Толпа пеших и конных жмудинов окружала их, стоя невдалеке, но они защищались, Рубя и коля длинными мечами с таким упорством, что перед копытами их лошадей лежал целый венок трупов. Первые ряды нападающих хотели отступать, но сзади на них напирали, и они не могли этого сделать. Кругом образовалась давка и замешательство. Глаза слепли от мелькания копий и блеска мечей. Лошади начали визжать, кусаться и бить ногами. Тут подскочили жмудинские бояре, подскочил Збышко, с ним чех и мазуры. Под их могучими ударами кольцо всадников начало колебаться, как бор под ветром, а они, как дровосеки, врубающиеся в лесную чащу, медленно подвигались вперед, напрягая все силы и обливаясь потом.