Генрик Сенкевич - Меченосцы

А на Ягенку нашла такая минута тоски и горя, когда человек не может ничего утаить, и она сказала:

— Больше я уж никогда его не увижу, а если увижу, то с дочерью Юранда; но лучше бы мне раньше того глаза выплакать.

И подняв концы фартука, она закрыла ими глаза, наполненные слезами. Мацько сказал:

— Перестань. Поехать-то он поехал, но, бог даст, с дочерью Юранда не вернется!

— Что ему не вернуться? — откликнулась из-под фартука Ягуся.

— Да ведь Юранд не хочет отдавать дочь за него!

Тут Ягенка сразу открыла лицо и, обернувшись к Мацьке, быстро спросила:

— Он говорил мне, да правда ли это?

— Как Бог свят, правда!

— А почему?

— Кто его знает? Обет, что ли, какой, а против обета ничего не поделаешь. Понравился ему Збышко тем, что обещал помогать мстить, да и это не помогло. Ни к чему оказалось и сватовство княгини Анны. Юранд не хотел слушать ни просьб, ни уговоров, ни приказаний. Отвечал, что не может. Ну и видно, что есть такая причина, по которой он не может, а человек он крепкий: что сказал, от того не отступится. Ты, девушка, не падай духом и подбодрись. По совести должен был парень ехать, потому что добыть эти павлиньи перья он поклялся в костеле. А девушка ему покрывало на голову набросила в знак того, что хочет за него замуж идти, и благодаря этому не отрубили ему голову; за это он перед ней в долгу, нечего и говорить. Она, даст бог, принадлежать ему не будет, но он по закону принадлежит ей. Зых на него сердит, аббат небось проклинает его на чем свет стоит, я тоже сердит, а ежели хорошенько подумать, так что ему было делать? Коли он перед ней в долгу, так надо было ему ехать. Ведь он же шляхтич! Но я тебе одно скажу: если немцы его не поколотят где-нибудь как следует, так он с чем поехал, с тем и вернется, — и вернется не только ко мне, старику, не только в Богданец, но и к тебе, потому что он страшно к тебе привязался.

— Где там он ко мне привязался! — сказала Ягенка.

Но в то же время она подвинулась к Мацьке и, толкнув его локтем, спросила:

— А почем вы знаете? А? Неправда небось?..

— Откуда я знаю? — сказал Мацько. — Потому что видел, как ему тяжело было уезжать. А еще было так, что как решено было, что надо ему ехать, я его и спрашиваю: "А не жалко тебе Ягенки?" А он отвечает: "Дай ей Бог здоровья и всего самого лучшего". И так стал вздыхать, точно у него кузнечный мех в груди!..

— Небось неправда! — несколько тише повторила Ягенка. — Но расскажите еще…

— Ей-богу, правда!.. Уж та ему после тебя так не понравится, да ты это и сама знаешь: крепче да красивей тебя девки по всей земле не найдешь. Тянуло его к тебе, может быть, даже больше, чем тебя к нему.

— Где уж! — воскликнула Ягенка.

И сообразив, что впопыхах сболтнула, она закрыла румяное как яблоко лицо рукавом, а Мацько усмехнулся, провел рукой по волосам и сказал:

— Эх, кабы я был молод. Но ты приободрись, потому что я уже вижу, как что будет: поедет он, получит при мазовецком дворе шпоры, потому что там от границы недалеко и меченосцев сколько хочешь… Я знаю, конечно, что между немцами попадаются здоровые рыцари, но так думаю, что не всякий со Збышкой справится, здоров шельма драться. Погляди-ка, как он Чтана из Рогова и Вилька из Бжозовой мигом разделал, а ведь они, говорят, мужики отличные и сильные как медведи. Привезет он свои перья, только Юрандовой дочки не привезет, потому что и я говорил с Юрандом и знаю, как обстоит дело. Ну а потом что? Потом он вернется сюда: куда же еще ему возвращаться?

— Когда еще он вернется!..

— Ну если не выдержишь, так тебе не на что обижаться. А пока что повтори-ка аббату и Зыху то, что я тебе сказал. Пускай они хоть немного поменьше на Збышку сердятся.

— Да как же мне говорить? Тятя больше расстроен, чем сердит, зато при аббате и поминать-то про Збышку опасно. Попало и мне, и тяте за слугу, которого я послала Збышке.

— За какого слугу?

— Да был у нас чех, которого тятя в плен взял под Болеславцем, хороший слуга и верный. Звали его Глава. Тятя мне его для услуг дал, потому что тот называл себя тамошним шляхтичем, а я дала ему хорошие латы и послала Збышке, чтобы он ему служил и охранял его, как надо, а если, упаси Господи, что случится, то чтобы дал знать… Дала я ему и кошелек на дорогу, а он поклялся мне спасением души, что до смерти будет верно служить Збышке.

— Славная ты девочка! Спасибо тебе. А Зых не был против?

— А как ему было быть против? Сначала он совсем не позволял, да как стала у него в ногах валяться, так и вышло по-моему. С тятей нетрудно было, но вот как аббат узнал об этом от своих скоморохов, то-то он стал ругаться, то-то сыр-бор загорелся — тятя даже на сеновал убежал. Только вечером сжалился аббат над моими слезами и даже мне бусы подарил… Да я рада была пострадать, только бы у Збышки было слуг больше.

— Ей-богу, не знаю, кого больше люблю: его или тебя? Да он и так много слуг взял с собой, и денег я ему дал, хоть он не хотел… Ну, положим, Мазо-вия не за горами…

Дальнейшую их беседу прервал собачий лай, голоса и звуки медных труб, раздавшиеся перед домом. Услышав их, Ягенка сказала:

— Тятя с аббатом вернулись с охоты. Пойдем на скамейку, что перед домом, потому что лучше, чтобы аббат издали вас увидел, чем сразу в комнатах.

Сказав это, она вывела Мацьку на крыльцо, с которого они увидали на покрытом снегом дворе кучку людей, лошадей, собак и настрелянных лосей и волков. Аббат, увидев Мацьку, прежде чем успел сойти с лошади, швырнул в его сторону копье, не для того, правда, чтобы попасть в него, но чтобы, таким образом, как можно яснее выразить свою ненависть к обитателям Богданца. Но Мацько издали снял перед ним шапку, точно ничего не заметил, а Ягенка не заметила и на самом деле, потому что больше всего поразило ее присутствие в свите аббата двух искателей ее руки.

— Чтан и Вильк приехали! — вскричала она. — Должно быть, в лесу с тятей встретились.

У Мацьки при виде их прямо-таки старая рана заболела. Мгновенно в голове у него мелькнула мысль, что один из них может получить Ягенку, а с ней и Мочидолы, и землю аббата, и леса, и деньги… И вот огорчение вместе со злобой схватили его за сердце, в особенности же когда через минуту он увидал еще нечто. Вильк из Бжозовой, с отцом которого еще недавно хотел Драться аббат, подскочил теперь к его стремени, чтобы помочь ему слезть с коня, а аббат, слезая, дружески оперся о плечо молодого человека.

"Таким образом помирится аббат со старым Вильком, — подумал Мацько, — и отдаст в приданое за девушкой леса и землю".

Но эти неприятные мысли прервал голос Ягенки, которая в эту самую минуту сказала:

— Оправились они после того, как Збышко поколотил их, но хоть бы каждый день сюда приезжали, не будет по-ихнему.

Мацько взглянул: лицо девушки было красно, столько же от гнева, сколько от холода, несмотря на то что ей было известно, что Вильк и Чтан вступились на постоялом дворе за нее же и из-за нее же были избиты.