Филипп Эрланже - Генрих Третий. Последний из Валуа

Кому доверить подобную миссию?

Маргарита, Марго, как звал ее Карл IX, вместе с двором перебралась в Плесси. Она стала еще прекраснее, и ее блистательный ум приводил всех в восхищение. Генрих открылся сестре и попросил быть его союзником. «Все известные мне ранее удовольствия были лишь жалкой тенью того, что началось», – пишет с восторженной влюбленностью принцесса в своих воспоминаниях.

Екатерина похвалила план сына и согласилась каждое утро призывать к себе Маргариту, чтобы та потом передавала все новости монсеньору. Радости двух молодых людей не было предела.

Жаркими летними вечерами они прогуливались под старыми деревьями. Генрих, полный грандиозных замыслов и надежд, и ослепленная ими Маргарита строили воздушные замки. «Они были так влюблены друг в друга, – писал один из современников, – что казались одним целым, одной душой и одной волей».

Герцог Анжуйский 3 сентября уехал; 7 сентября протестанты должны были снять осаду с Пуатье.

Колиньи расположил свой лагерь под Монконтуром; теперь у него под началом была довольно большая армия, в составе которой находилось немало немецких наемников.

Таванн знал, что у адмирала нет денег, чтобы заплатить своим наемникам. Он начинает переговоры с герцогом Рейнским и завораживает его посулами – Колиньи потерял, таким образом, половину своих немецких наемников.

А 30 сентября произошла стычка между передовыми заслонами, окончившаяся победой католиков. На следующий день протестанты укрепили свои позиции вдоль берегов Дивэ, через которую их противники безуспешно пытались переправиться 2 октября. Сгустившаяся тьма остановила сражающихся.

Тогда адмирал Колиньи собрал свой главный штаб и предложил отступать: из-за предательства герцога Рейнского силы были слишком неравны. Но вспыльчивые дворяне-гугеноты протестовали – разве спасти свою честь не важнее, чем победить? Все остальное не имело значения: войска протестантов остались на занятых позициях.

На рассвете немецкие ландскнехты, еще не успевшие перекинуться на сторону противника, предъявили Колиньи ультиматум: они не двинутся с места, если в течение часа им не будет заплачено жалованье. Утро прошло в перемещениях войск. Наконец в три часа пополудни Таванн подскакал к герцогу Анжуйскому: «Момент настал, монсеньор. Пора наступать».

Генрих надевает золоченые латы, опускает забрало, вскакивает в седло – военные действия начинаются.

Численное превосходство, продуманное расположение войск, вялые действия ландскнехтов на стороне протестантов быстро дают преимущество католикам. Генрих стремительно бросается в атаку за атакой. Протестанты отчаянно защищаются. В свою очередь они атакуют королевскую пехоту и почти вплотную приближаются к группе, в центре которой – монсеньор.

Достойный внук Франциска I, он сражался отважно. Лошадь под ним была убита, и Генрих упал. Охрана едва-едва успевает его прикрыть.

Колиньи же тем временем повсюду ищет герцога Рейнского. А найдя, убивает своей собственной рукой, но прежде чем упасть, герцог успевает выстрелить в адмирала и, попав тому в щеку, выбивает несколько зубов.

Залитый кровью Колиньи теряет сознание – это послужило сигналом к бегству протестантов. Ландскнехты сдавались в плен, но, к несчастью, здесь они имели дело со своими старыми соперниками – швейцарскими наемниками, не желавшими упустить случая свести счеты с конкурентами. Немцы были обезглавлены.

Тяга к убийству охватила всех, и ни один из пленников-гугенотов не избежал бы смерти, не вмешайся монсеньор. Генрих больше не был робким подростком, неспособным противостоять зверствам собственных солдат. Он отважно бросается к тем, кто чинит расправу, громко крича при этом: «Спасите французов!»

Узнав среди пленных видных гугенотов – Лануэ, дАсье, он берет их под свою защиту. Сотни человек, спасенные в тот день, обязаны Генриху своей жизнью – факт, о котором протестантские историки нередко забывают.

Победу при Монконтуре 3 октября 1569 года можно было считать триумфом: армия протестантов была обращена в бегство, их главнокомандующий ранен, и шесть тысяч человек остались лежать на поле брани. Если бы католики проявили достаточно решимости и энергии, войну можно было бы закончить через месяц.

Но Карл IX этого не хотел. Монсеньору был отдан приказ уничтожить один за другим городки близ Пуатье. Придя в ярость, Таванн покидает армию. Узнав о триумфе своего брата, король злобно вскрикнул: «Все лавровые венки достанутся монсеньору, а роль короля будет преуменьшена». Злоба придает ему смелости ослушаться королевы-матери, и он уезжает так поспешно, словно гонится за славой. В сопровождении всего двора король приезжает к Сен-Жан-д’Анжели, который осаждал его брат, 24 октября.

Это был один из оплотов протестантизма; за высокими крепостными стенами находился прекрасно обученный гарнизон. Осенние дожди ощутимо ухудшили положение королевской армии. Напрасно Карл прибегал к угрозам и разражался проклятиями: уже шесть недель армия месила грязь, теряя тысячи людей. Тем временем Колиньи восстанавливал свою армию. Возможность раздавить гугенотов была упущена.

Эта неудача лишь подняла авторитет герцога Анжуйского – ему одному была подвластна победа.

Европа рукоплескала его славе. Женщины сходили с ума по этому Амадису, единственному «любимцу Марса и молодости»; его сравнивали с Александром Великим, с Цезарем. Филипп II в торжественной обстановке вручил ему почетную шпагу. Даже протестантка Елизавета Английская была в смятении – она пожелала взглянуть на портрет этого полубога, и сердце ее забилось. Ронсар посвящал ему стихи.

Потерявший от счастья голову, Генрих купался в лучах безграничной славы. С первых шагов он оказался баловнем судьбы; она вознесла его на самую вершину – невозможно было желать большего в восемнадцать лет.

Если популярность монсеньора не давала королю спать, то еще больше беспокоила она Лотарингский дом. Герцог Франсуа де Гиз, всеми признанный и любимый вождь католической партии, всегда занимал во Франции второе место после короля. Разве его сыну пристало отказываться от этого наследства, отступать перед другом детства, долгое время воспитывавшимся в неге и сибаритстве? Но хотя прихожане его дядей-кардиналов и не упускали случая выразить свою любовь и преданность тем, в чьих жилах текла кровь победителя Кале, что значило это в сравнении с триумфом монсеньора при Жарнаке и Монконтуре, особенно если учесть, что дебют самого Генриха де Гиза на военном поприще был не слишком удачен?

Молодой герцог искал утешения у дам. Это был высокий, кельтского типа юноша, которому в наследство от матери, внучки Лукреции Борджиа, досталось итальянское изящество. Красавицы были от него без ума, и даже сама принцесса Маргарита посматривала на него благосклонно. Как-то кардинал Лотарингский заметил улыбку, которую Маргарита бросила на Генриха де Гиза, когда тот склонился перед нею в поклоне. На этой-то улыбке хитрый прелат и решил построить план своих военных действий.