Филипп Эрланже - Генрих Третий. Последний из Валуа

Так он бросил робкий вызов своему старому противнику – Екатерине.

Одновременно с английским посланником ко двору прибывает посланник папы римского, которому поручено воспрепятствовать браку принцессы с Генрихом Бурбонским. Его миссия полностью проваливается, и, разгневанный, он покидает Францию. Все было подготовлено к встрече с Жанной д’Альбре, которая наконец приезжает, но, к великому разочарованию Екатерины, без своего сына: его она оставляет в Беарне.

Суровая Жанна д’Альбре была шокирована нравами французского двора, где, как она пишет, «не мужчины домогаются женщин, а женщины домогаются мужчин». Она остается довольна красотой своей будущей невестки, но жестоко бранит ее за румяна и яркие туалеты. Марго объявляет ей, что она никогда не перейдет в другую веру. Тогда королева Наваррская, которой ее сторонники запретили прерывать переговоры, ставит вопрос о материальной компенсации.

Она настояла на своем и получила земли вокруг Ажана и Кахора, а также значительную сумму денег. Договор был подписан 11 апреля, а восемнадцать дней спустя – и союз между Англией и Францией, к великой радости Колиньи, который совершенно не сомневался в Елизавете. А между тем она искусно вела двойную игру, одновременно договариваясь с Испанией.

Полный энтузиазма, Карл IX готов воевать. Екатерина нервничает, представляя, как армия герцога Альбы хозяйничает по всей Франции, а Филипп II – в Париже: ведь это вполне могло случиться в 1557 году после сражения при Сен-Кентене. У нее происходит бурное объяснение с Карлом; она доказывала ему, сколь безрассудно вступать в борьбу с испанским колоссом. Вся в слезах она кричит: «Вы пренебрегаете мной, Вашей матерью, и прислушиваетесь к советам Ваших врагов»!

Карл был не в силах сопротивляться: он сдается, по крайней мере, временно.

К превеликой радости католиков 9 июня при дворе умирает Жанна д Альбре; протестанты же открыто заявляют, что она была отравлена. Но даже историки-реформаторы быстро отказываются от этой версии: страдавшая туберкулезом королева Наваррская не перенесла плеврита.

Королевский совет 19 и 26 июня рассматривает возможность объявления войны Испании.

Выступавший первым монсеньор показал на карте, какие города Фландрии вряд ли удастся отбить у испанцев, сказал, что в поддержке англичан нельзя быть уверенными до конца, что принц Оранский колеблется, что казна пуста. Он добавил, что война растянется по крайней мере на восемь лет и что, даже победив, король проиграет в глазах гугенотов: «Выиграя, мы потеряем все».

Отстаивая эту точку зрения, умеренные католики объединяются с непримиримыми. Но, даже потерпев неудачу, Колиньи не сдается. Он становится заложником им же сформулированной дилеммы: «война за пределами страны или гражданская война».

Карл IX, раздосадованный еще больше, чем Колиньи, без колебаний поручает графу Жанлис с четырьмя тысячами человек поспешить в Моне, где испанские войска осаждали Лудовика де Нассау. Жанлис был не очень хорошим генералом: его схватили в Кьеврене, и при нем было обнаружено письмо, сильно компрометирующее короля.

Герцог Альба тут же отправил послание Екатерине. Он сообщает ей, что такое письмо дает ему право начать военные действия и что Елизавета Английская обещала Филиппу II свою поддержку, если французские войска вступят во Фландрию. Это письмо привело королеву-мать в бешенство, и Карл IX поспешно дал задний ход, принеся унизительные извинения испанскому послу.

Наконец, в конце июля, Екатерина могла вздохнуть свободнее. Генрих Бурбонский, нынешний король Наваррский, вот-вот должен был въехать в Париж – и в Историю – в сопровождении большого количества дворян-протестантов. Несмотря на противодействие папы римского, несмотря на слезы Марго, приходившей в отчаяние от такой жалкой партии, свадьба должна была скоро состояться. Что же касается Гизов, то они тайно мобилизовывали всех своих сторонников – то ли для того чтобы нападать, то ли для того чтобы защищаться.

И все же королева-мать смотрела в будущее с надеждой: она верила, что ей удалось сохранить мир, целостность государства и свою собственную власть, несмотря на всю опасность, исходившую от личности Колиньи. А ее обожаемый сын еще получит свою корону!

Король Польши Сигизмунд-Август умер 7 июля 1572 года, и теперь нужно было выбрать преемника. Начиналось долгое междуцарствование; и после десяти месяцев волнений и беспорядков страна окажется на грани гражданской войны.

Из Франции все это виделось достаточно неясно и расплывчато. Здесь поляков считали кочевниками, почти такими же дикими, как жителей необъятной Московии. О нравах их было известно только, что они очень набожны, но что идеи Реформации просочились и к ним. Во Франции почти ничего не знали о блестящей культуре, высокообразованном дворянстве, веротерпимости, отвергнутой Европой. Еще меньше тут знали о своеобразной политической системе, в которой культ королевской власти существовал наряду с законами, полностью эту власть упраздняющими, вплоть до права престолонаследия, о традициях, настолько индивидуалистских, что любая, самая либеральная демократия казалась полякам неприемлемой.

Эта странная система сформировала национальный характер, склонный к крайностям, фантазерству, беспорядкам различного толка, получавший наслаждение от любой борьбы – партий, религий, рас, языков, областей. Без конца говоря о любви к своей родине, поляки делали все, чтобы ее разрушить. И это в то время, как страну готовы были поглотить Московия, Турция и Татарское ханство.

Как водится, необходимость выбирать короля до крайности обострила все страсти. Среди претендентов были русский царь Иван Грозный и эрцгерцог Эрнест, сын императора. Вокруг последнего папский престол старался объединить всех католиков, надеясь таким образом заставить императора и Польшу присоединиться к Христианской лиге. Перспектива эта пугала как протестантов, так и умеренных католиков, вождем которых стал губернатор Кракова Фирлей.

Никто не хотел видеть на польском троне Ивана Грозного. И тогда-то Ян Замойский, в прошлом паж Франциска II, получивший образование в Страсбурге, произносит имя герцога Анжуйского. Его поддержали все, кто опасался влияния Габсбургов или русского царя. Память о победах при Жарнаке и Монконтуре привлекает на сторону монсеньора и тех, кто еще колебался. Прозорливая Екатерина, агенты которой трудились в этой стране уже несколько лет, могла торжествовать победу.

Карл IX испытывал не меньшую радость, чем его мать: наконец-то ему представлялась возможность избавиться от монсеньора, который после Совета 26 июня стал главой католиков и главой оппозиции. Генрих же скорчил кислую мину. Менее всего он хотел быть высланным в страну с холодным климатом, народ которой беспробудно пил и к тому же изъяснялся на языке, совершенно непонятном монсеньору.