Юрий Крутогоров - Повесть об отроке Зуеве

— Чудак ты, Петька. Учиться бы тебе. Упроси атамана послать в Тобольск. Там есть школа.

— Не, казаком стану. А то, глядь-поглядь, и атаманом. Кафтан с медалью надену, пойду собирать ясак.

— Откуда медаль возьмешь?

— С турками пойду воевать.

— Высоко сидишь, далеко глядишь.

— Чего ж не глядеть далеко? Мне об себе далеко надо глядеть.

— Где родители?

— Померли. Батьку самоеды в бою прибили, мать не помню. Знаю только: Марьей звали.

— Мою тоже зовут Марьей.

— Жива?

— Жива. Редко в последние годы видел ее. Четыре года в гимназии учился. Да вот в пути уж сколько. Так что, выходит, мать у меня сирота.

— И верно, сирота, — печально согласился мальчик. — Но ты не грусти. Я тебе подарю соболью шкуру. И еще куничью. Матери отвезешь. Я сам настрелял. И еще сколько хочешь могу настрелять. И уток, и всякой птицы, и всякого зверя. Я всякую птицу знаю. Турпана знаю, шилохвость, синьгу, зуйка, сокола. Я и лису могу прибить. У меня всякие стрелы, с разными беловятками.

— Что за беловятки?

— Беловятки-то? А то не знаешь?

— Не видал.

— Я покажу. Какой конец у стрелы — это и есть беловятка. Наконечник узенький — лучшее дело бить уток. На лису другая стрелка — с развилочкой. У меня разные беловятки. От отца остались. Я тебе дам. Самоеды за беловятками гоняются, а тебе так дам.

— Спасибо, Петька, я не стреляю. Ерофеев есть у меня — тот стрелок. С лету из ружья бьет.

— А из лука?

— И из лука.

— Тогда я твоему Ерофееву дам беловяток.

Невелик Березов, быстро его обошли. Глубокий, поросший березами овраг отсекал слободу от елового бора. Чуть правее, на берегу Вогулки, — остяцкие юрты. Тут жили обрусевшие инородцы — они приняли православие, но держались от казаков подалее, по другую сторону земляного вала. Русскому богу отдали веру, но привычки, поверья, повадки оставались, как у прародителей. Знали, что русский бог всемогущ, но втихомолку поклонялись божеству по имени Аутья-Одыр, который воплощен в щуке, и от него зависит улов рыбы. Русский бог далеко, и у него много своих дел, а повелевает обской птице Ас-Толах-Торум, принимающий вид чайки, — вон чайка парит над бескрайним половодьем, крылья распластаны, клюв настороже, глаз птнцы зорок. Зачем сердить Ас-Толах-Торума и Аутью-Одыра?

Зуев с любопытством смотрел на остяцкое поселение, где шла своя жизнь. Гортанно покрикивали мужчины, запрягая в нарты оленей, грелись на солнцепеке собаки, о чем-то судачили разношерстно одетые женщины.

Из инородческого становья к валу бежали ребятишки. Живые, пушистые зверьки, все на одно лицо. Петька быстро говорил им по-остяцки. Зуев догадался: речь о нем, дети разглядывали его, как диковинное существо.

Вася подхватил маленькую девочку лет шести, поднял над головой, весело заржал, изображая лошадь. Девчонка зажмурила глаза от страха, задрыгала ногами в оленьих чижах.

По становью уже прошел слух об этом человеке, прибывшем в Березов из самого царского города, с запада — ыл вата. Этот русский — луце — будет строить еще одну церковь. Мальчишки то и дело указывали пальцами на виднеющуюся в другом конце Березова колокольню.

Петька засмеялся.

— Чего они лопочут? — спросил Вася.

— Взрослые в становье сказали: ты пришел строить церковь.

— Какую церковь?

— Каменную, какую еще. Дескать, луце из царского города будет класть церковь, а привел тебя сюда тобольский остяк.

— Вану?

— Ну, с тобой который приехал.

Вася присел на корточки перед укутанным в теплый гус мальчиком с круглым ртом, круглыми глазами, круглыми щеками. Казалось, подтолкни его к оврагу, он покатится, как шарик.

— Тебя как звать? — спросил по-остяцки.

— Вит-Хон! — строго ответствовал малыш.

— Вит-Хон?

Петька перевел:

— Это по-ихнему водяной царь. Вишь чего выдумал. Пугает…

— Тогда я повелитель снега Сяхыл-Торум.

— Не Сяхыл-Торум, не Сяхыл-Торум, — загалдели ребятишки. — Ты русский поп.

— Я — поп?

Рядом валялась смоляная доска, вырванная из баркаса. Острый конец ее был закруглен. Выдернув доску из сугроба и подхватив малыша, Зуев подбежал к довольно крутому скату. Примостился на доске, усадил рядом малыша и, оттолкнувшись, съехал в овраг.

Ребятишки бежали к Зуеву, требуя каждого прокатить на доске.

Петька снисходительно поглядывал на эту затею. Не выдержал, растолкал малышню, облепившую Зуева, и решительно заявил:

— Я, что ли, рыжий?

— Конечно, рыжий.

Петька сорвал шапку, тряхнул белыми кудрями.

— Ну, не рыжий, — поддразнил его Вася, — но ведь и не водяной царь. Ладно, садись.

И они скатились на дно оврага.

— Луце, луце, луце! — наперебой галдели маленькие остяки.

Зуев дал каждому по кусочку сахара.

— Какой же я поп? — хохотал он. — Разве попы катаются на доске с горки?

Назавтра березовский комиссар Денисов пригласил к себе домой членов экспедиции на обед.

Похлебали жирной ухи из муксуна, отведали жареной оленины. Комиссарша потчевала гостей моченой морошкой, брусникой, медом. Ерофеев и Шумский налегли на бражку.

— А где Вану? — вспомнил Зуев.

— Как вчерась ушел к своим попить оленьей крови, так и не появлялся, — ответил Ерофеев.

Вася за обе щеки уминал морошку, белую тундровую малину.

— Бражки не отведаете? — подмигнул Денисов.

— Не, не пью.

— Молод наш предводитель, рано бражничать, — не одобрил Шумский.

Зуев сердито посмотрел на чучельника. Вот старый бес, знает же, что он не переносит разговоров о молодости, а возьмет да и ввернет неразумное словечко.

Вася рассказал о встрече с детьми из инородческого становья.

— Откуда такой слух у них пошел: церковь, говорят, пришел строить. Чудно!

— Чудно, да не совсем, — сказал Денисов. — Всего-то они остерегаются, ждут чего-то. Старики все молвят: черный день придет, прогонят их отсюда. Даже сказка у них есть на сей счет.

— Что за сказка?

— Так как же! Видишь ли, господин Зуев, на месте, где сейчас стоит церковь, лес был ранее. Да-а-а. И там обитало ихнее божество. Поклонялись ему остяки. Приклады богатые ставили. Пришли русские, затребовали отдать святое место. Видит ихний идол — некуда податься. И сказал шаманам: «Должен я отдать это святое место. Возьмите, что есть тут моего, и тащите на восток». Инородцы положили добро в лодки, лодки на плечи — и на восток. За рекой через луга лодки перетащить не смогли. Идол сказал: «Оставьте здесь». Махнул рукой — бугор поднялся над местностью. Через этот бугор теперь не ходят. Остерегаются: шайтан поселился. Ну и слух пронесся — церковь там поставят. Свой, дескать, приведет сюда русских.