Дороти Даннет - Весна Византии

Тем временем шотландец, схватив меч обеими руками, изготовился для решающего удара Раненый в левое предплечье, Грегорио никогда не смог бы отбить такой удар, и потому упал и откатился в сторону, пытаясь вовремя вскочить на ноги, но сознавая, что это бессмысленно. Саймон с легкостью изменил направление удара. Острие меча вонзилось в плечо стряпчего. Тот ощутил толчок чудовищной силы, ― а затем рывок, когда меч высвободился, запятнанный кровью. Последнее, что он увидел, это вновь занесенный клинок Саймона, его сузившиеся глаза и стремительное движение… Однако удара так и не последовало. Грегорио медленно поднял голову.

Он видел перед собой отороченный мехом подол туники шотландца, его искусно выделанный кожаный пояс и алые пятна на ткани, ― должно быть, сюда брызнула его собственная кровь… И гордо вскинутый подбородок шотландца… И его странный пустой, невидящий взгляд…

― Дорогие мои, ― внезапно послышался чей-то незнакомый голос. ― Полагаю, на сегодня довольно. Кателина, мне кажется, моему сыну нужно принять ванну и переодеться. А что с этой комнатой? Ох уж мне эти детские игры… Конечно, все это очень мило, но не имеет никакого отношения к скучному миру, в котором приходится выживать нам, взрослым. А когда дети вырастают, то, боюсь, это даже «милым» счесть уже никак нельзя. Право, сдается мне, нас больше никогда не пригласят в этот дом.

Саймон по-прежнему стоял неподвижно, и тогда голос холодно скомандовал:

― Опусти оружие, глупец. Или ты думаешь, я постесняюсь отдать слугам приказ, чтобы они выпороли тебя?

Шотландец побледнел как снег. Меч дрогнул в его руке, но, казалось, теперь он был направлен вовсе не на Грегорио… Однако Саймон все же опустил оружие.

― А вы, бедный мастер Грегорио… Что с вами такое?

На слух, как и на зрение, он уже не мог полагаться. Где-то в вышине стряпчий видел массивную фигуру человека, затянутого в пышный бархат и в меховой шляпе с такими широкими полями, что под ними от дождя без труда укрылась бы дюжина человек. Глаза незнакомца холодно изучали его.

Говорить Грегорио не мог. Ничуть не смущенный, незнакомец усмехнулся.

― Я виконт Джордан де Рибейрак. Вы слышали обо мне. Это мой корабль Саймон столь неразумно забрал в Антверпене без моего дозволения. Кажется, теперь парусник именуется «Дориа»? Что ж, вполне подходит для Колхиды и Золотого Руна. Золото нас просто преследует в этом королевстве. Но лучше уж пусть преследует золото, нежели законники, ибо, в отличие от моего сына, я предпочитаю разговоры действию. Желаете ли поговорить со мной, дражайший мастер Грегорио? Когда почувствуете себя лучше…

― Вы наблюдали? ― с трудом выдавил стряпчий. Словно сквозь туман он видел, что Кателина, до сих пор не произнесшая ни звука, отошла от окна и внимательно смотрела на них.

Джордан де Рибейрак усмехнулся.

― По-вашему, я ждал слишком долго, чтобы вмешаться? Мне было любопытно, станете ли вы сражаться. Вы защищались, не слишком хорошо, но все же… А теперь позвольте кто-нибудь осмотрит ваши раны.

Ухаживать за Грегорио вызвалась та же женщина в белом чепце, что встретила его по приходу в особняк. Похоже, она умела обращаться не только с младенцами, но и с ранеными, хотя, напичканный всевозможными снадобьями, он и чувствовал себя беспомощным, как ребенок.

Проснувшись, Грегорио обнаружил, что рядом горят свечи, а Джордан де Рибейрак восседает на стуле с высокой спинкой и пристально смотрит на него.

Стряпчий пошевелился.

― А, ― воскликнул толстяк. ― Я вижу, наш паладин пришел в себя. Очень рад. Мне бы очень не хотелось пропустить пиршество по случаю возведения Луи де Грутхусе в рыцарский сан. Надеюсь, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы уйти?

― Разумеется, ― коротко подтвердил Грегорио. Он обнаружил, что на нем дублет и рубаха с чужого плеча. Перебинтованная рука причиняла невыносимую боль. ― Я уйду, когда получу то, за чем пришел.

Толстяк засмеялся, тряся двойным подбородком.

― Так значит, нам не стоит ждать благодарности за труды?

Грегорио стойко выдержал его взгляд.

― Разумеется, я благодарен. Большое спасибо.

― Поблагодарите Аньес. Это она вас спасла.

― Служанка вашего сына?

― Это он так думает, ― заявил Джордан де Рибейрак.

― Вы шпионите за ним?

― Разумеется. Мы терпеть не можем друг друга, но это не означает, что я желаю выставить его перед всем миром не только убийцей, но еще и круглым болваном. Ни мной, ни Аньес не двигало простое человеколюбие, когда мы спасали жертв моего сына, мастер Грегорио. Вы и впрямь считаете, что бедняга Николас стоит десятерых таких, как Саймон?

― Думаю, это можно сказать не только о Николасе, ― парировал Грегорио, и все же не удержался, поморщившись, когда трость толстяка внезапно поднялась в воздух и многозначительно зависла прямо над раненой рукой. Затем кончик ее медленно передвинулся и уперся в здоровое плечо, и так же медленно вернулся на место.

― Попридержите язык, ― миролюбиво велел ему виконт де Рибейрак. ― Возможно, шрам на лице вашего юного хозяина, мастера Клааса, должен бы вам кое о чем напомнить. Ведь это именно он, как вам известно, добился моего изгнания из Франции. Или вы еще не в курсе всех подвигов вашего славного мальчика? Они значительно превосходят любые деяния бедняги Саймона.

― И все же… ― начал Грегорио…

― И все же вы желали бы, чтобы Саймон вернул в Европу нашего красавчика Дориа или хотя бы отменил данные ему приказы. Вы также желаете, чтобы Дориа понес наказание за то, что очаровал и даже взял в жены несчастную дочь Марианы де Шаретти. Вы хотите, чтобы брак этот был аннулирован, дабы спасти репутацию девочки и наказать Дориа в полной мере. И в обмен на это вы готовы сохранить в тайне роль моего сына во всей этой истории.

― Лучше я бы и сам бы не смог выразиться.

― Я вижу, вы удивлены. Не только вы один, мастер Грегорио, получили юридическое образование. Вы ведь понимаете, что обрекаете мессера Дориа на смерть или на вечное изгнание?

― Именно таково было мое намерение, ― подтвердил стряпчий.

― Но ведь он очень далеко от нас и еще может навредить вашей компании прежде, чем получит письмо от моего сына.

― Надеюсь, что он не успеет, ― промолвил Грегорио. ― Ибо тогда демуазель потребует полного возмещения убытков.

― За компанию. И она его получит, ― ответил Джордан де Рибейрак. ― Но за жизнь Николаса… ― Он подбросил в воздух, поймал и с легким хлопком положил на край постели серебряную монету. ― Видите ли, дорогой мой, участь Николаса такова, что он сам навлекает на себя соперничество, подозрения и враждебность других людей. Именно это и приведет его к гибели, и Пагано Дориа тут ни при чем. Я не стану платить вам за это.