Владимир Понизовский - Заговор генералов

«…и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям.

6. В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.

7. Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.

8. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на „ты“ воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах».

Под приказом стояло: «Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов».

Антон поднял на Василия заблестевшие глаза:

— Так это же!..

— Мы настаивали еще, чтобы солдаты получили право сами выбирать себе командиров, а неугодных — смещать. Меньшевики и эсеры провалили. Мы требовали, чтобы этот приказ был адресован не только войскам Петроградского округа, а всей армии. Они же: «Мы — Питерский Совдеп, а не Всероссийский…» Законники! Но все равно… — он выхватил у Путко из рук газету, потряс ею, — все равно армия теперь будет наша!

Антон поднялся со стула. От усталости, от резкого движения закружилась голова. Василий с удовольствием плюхнулся на свое место. Потянулся:

— Ну, что ты тут без меня наворотил? Докладывай. Путко протянул список: кому и с какой целью выданы мандаты, кто и зачем приходил.

— Да ты тоже, гляжу, крючкотвор. Штабной, что ли?

— Самый что ни на есть строевой. Да только на батарее писанины не меньше, чем в интендантской части.

— Молодец, все правильно, — пробежал его записи Василий. Поднял голову: — Ты с какого фронта?

— С Северного.

— Долго еще тебя в лазарете ремонтировать будут?

— Глаза видят, ноги ходят — пора и честь знать.

— Тогда вот что, друг: здесь мы людей найдем, как-нибудь управимся. Северный же фронт сейчас самый важный для революции — самый близкий к Питеру. А офицеров-большевиков по всему фронту по пальцам пересчитаешь. От того, за кем пойдет солдат, зависит наша победа или наше поражение. Ясно, Антон-Дантон? Так что вот какое тебе поручение от штаба восстания: сматывай лазаретные бинты и дуй на фронт! Доводи этот наш «Приказ № 1» до солдат, поворачивай на нашу сторону армию! Дня хватит, чтобы закончить все дела в Питере?

— О чем разговор?

— Перед отъездом заскочи сюда: получишь боекомплект!..

Родзянко с нетерпением ждал результатов миссии Шульгина и Гучкова. Днем первого марта объявился наконец в Петрограде князь Львов, и теперь новое правительство могло вступить в свои права. Оставалось выполнить единственную формальность: кандидатура премьер-министра должна быть утверждена императорским рескриптом.

Раньше утра ждать эмиссаров нечего…

Родзянко прошел из кабинета в расположенную рядом комнату отдыха, где была и просторная мягкая кровать. Через несколько минут он уже спал. Глубоко, каждой клеткой своего огромного утомленного тела добирая все то, что был должен ему за последние ночи бдений. Однако пробуждение не было спокойным: на синем сукне председательского стола ждал только что отпечатанный выпуск «Известий» с «Приказом № 1».

Едва бросив на него взгляд, Родзянко засопел в усы, а кончив читать, задохнулся от ярости:

— Где Керенский? Позвать! Разыскать! Притащить! Александра Федоровича нашли.

— Откуда это?.. — Михаил Владимирович ткнул пальцем в страницу, продырявил и скомкал. — Откуда взялось? Как могло появиться?

— Исполком Совдепа… И тысяча делегатов от войск… В Белом зале… единогласно…

— Почему меня заранее не поставили в известность? Вы понимаете, что сие значит?

— «Приказ» не от имени Временного комитета Думы, а от Совдепа… Исполком решил не согласовывать… Я не мог воспротивиться… Хотел доложить, но нигде не смог найти вас, — бормотал Александр Федорович. Даже на квартире справлялся, можете проверить…

— А что такое: «рабочих и солдатских»?

— На том же заседании решили. Теперь Совет представляет и пролетариат и солдат, — объяснил Керенский и с тоской в голосе добавил: — Я бы отдал десять лет жизни, чтобы этот «Приказ» не появился!

— Нужно уничтожить весь тираж газеты и заставить Совдеп пересмотреть свое решение.

— Это невозможно. «Известия» уже развезли по всему Питеру, на заводы и в казармы.

— Пусть дадут опровержение, что «Приказ» — злостная провокация!

— Постараюсь, — ответил Александр Федорович. — Хотя не уверен…

Родзянко и сам понял: не вернешь. «Слово не воробей…», «Что написано пером…» — в разгоряченный мозг лезли всякие дурацкие пословицы. Но он был человеком действия.

Немедленно, не ожидая царского указа, объявить состав Временного правительства.

Назначить главнокомандующим войсками Петроградского округа такого генерала, который своей властью мог бы нейтрализовать «Приказ».

Не допустить, чтобы этот номер «Известий» вышел за пределы столицы и, упаси боже, попал в действующую армию, на фронты!..

Новый главнокомандующий должен стать, по существу, военным диктатором. Как Галифе или Кавеньяк. Но под строгим контролем Временного правительства и самого Родзянки.

Слабохарактерный Хабалов — под арестом. Иванов — выжившая из ума развалина. Сидит со своими георгиевцами в Вырице и небось меняет подштанники. Кого же?..

Он мысленно вернулся к разговору о диктаторах на последнем собрании думцев, которое казалось таким давним, хотя произошло всего три дня назад. Три дня! А разделяет их вечность. Как будто две разные эпохи. Кого тогда предлагали? Брусилова? Этого не подчинишь. И замашки либерала. Деникина? Чересчур известен как правоверный монархист. Солдатня сразу встретит в штыки, а дразнить ее до поры до времени нет резона. Адмирала Колчака? Где он? Да и на флоте его не любят — жесток. А под боком восставший Кронштадт. Маниковский? Штабист. Интеллигент… И тут он вспомнил: Корнилов!

Вот, кажется, подходящая фигура! Толпа падка на легенды. А он — бежал из плена, не ведает страха, незнатного происхождения, ест с солдатами из одного котла, в бою всегда впереди — этакий Суворов. Родзянко имел удовольствие познакомиться с генералом, когда тот был представлен во дворе после своего прошлогоднего побега из австрийского лагеря. Даже побеседовал с ним. Как его?.. Лаврентий… Нет, Лавр… Лавр Георгиевич. Родзянко сразу тогда определил: железный. Ограниченный, каким и должно быть солдату. Зато без всяких сантиментов. Беспощадный. Именно такой и нужен для выполнения четких, строго очерченных, как на карте, заданий. Такого, направив по указанному пути, не придется подталкивать. Вот пусть-ка этот генерал и обуздает ненавистный Совдеп!..