Кристофер Хибберт - Королева Виктория

Разумеется, домашняя прислуга в замке Балморал имела гораздо больше оснований для недовольства своим положением и состоянием дома, чем члены кабинета министров, придворные или другие высокопоставленные гости королевы. «Низшие слуги живут в Балморале в ужасных условиях, — писала леди Литтон в своем дневнике в 1890-х гг. — Так, например, четыре прачки ютятся в одной крошечной комнате и спят на одной кровати» («Lady Lytton's Court Diary», 1895-1899, 77).

Однажды Джон Кауэлл получил от королевы очень резкую отповедь. Он написал ей письмо, в котором пожаловался на одного священника, сына местного пэра, который, по его словам, требовал, чтобы все называли его «ваше преподобие». Королева прочитала это письмо и вернула его Кауэллу с припиской: «Королеве совершенно безразлично, как ой предпочитает себя называть» (Quoted in Elizabeth Longford, «Victoria R. I.», 576).

«Хлебные законы» представляли собой комплекс мер по регулированию вывоза и ввоза зерна и других продуктов земледелия в XV—XIX вв. Устанавливали высокие ввозные пошлины и низкие вывозные пошлины, что неизбежно приводило к сокращению сельскохозяйственного производства на внутреннем рынке и росту цен на продовольствие. Эти законы служили интересам крупных землевладельцев-лендлордов и являлись надежным средством сохранения господства земельной аристократии. — Примеч. пер.

Неизменно следуя примеру своего дедушки короля Георга III, королева Виктория в течение всего периода длительного правления делала весьма щедрые вклады в самые разнообразные благотворительные общества. Впрочем, она любила помогать и нуждающимся членам своей семьи, а также многим удалившимся на пенсию слугам и придворным. Она покровительствовала примерно 150 благотворительным институтам и часто помогала им деньгами или же собирала для них деньги на их нужды. Так, например, только в 1882 г. она распределила более 12,5 тысячи фунтов среди 320 благотворительных организаций. «Кроме того, выделялось немало дотаций в пользу пострадавших от землетрясений и наводнений, пожаров и несчастных случаев на море, голода и аварий на шахтах. А ее моральную поддержку бедным и обездоленным просто невозможно выразить никакими цифрами... Как следует из ее патронажных бухгалтерских книг, за весь период своего длительного правления королева Виктория потратила на благотворительные цели около 650 тысяч фунтов, исключая из этой суммы мелкие подарки и милостыню бедным и нищим, а также надбавки к пенсиям своим бывшим слугам» (Frank Prochaska, «Royal Bounty: the Making of a Welfare Monarchy», 77).

Известная история о том, что герцог Веллингтон, со свойственной ему прямотой и откровенностью, предложил королеве использовать ястребов для решения проблемы с воробьями, является выдумкой. Ее происхождение связано с вымышленной историей, напечатанной в одной из провинциальных газет (Norman Gash, «Wellington Anecdotes: A Critical Survey», 8—9).

Использование королевой хлороформа во время родов не нашло всеобщего одобрения. В основном люди были верующими и поэтому знали, что Библия учит женщин терпеливо сносить все тяготы семейной жизни и мужественно переносить боль. А многие медики выступали против применения хлороформа из соображений безопасности. «Ни в коем случае, - писал медицинский журнал «Ланцет», — нельзя допускать использование хлороформа при нормальных, ничем не осложненных родах» (Roy Porter, «The Greatest Benefit to Mankind: A Medical History of Humanity from Antiquity to the Present», 367—368).

Вызвавшие такое редкое заболевание гены могли быть унаследованы принцем скорее от матери, чем от принца Альберта, поскольку страдающие гемофилией отцы не могут иметь сыновей с тем же заболеванием. А среди предков королевы Виктории носителей этого заболевания обнаружено не было. Братья Д.М и У.Т.У. Потт, один из которых был известным эмбриологом, а другой — не менее известным биологом, пришли к выводу, что гемофилия принца Леопольда могла быть либо «результатом какой-то странной мутации генов», либо королева Виктория не была биологическим ребенком Эдуарда, герцога Кентского. Они заявили, что если герцогиня Кентская, стремившаяся любой ценой родить ребенка, который унаследовал бы британский трон, сомневалась в способности мужа оплодотворить ее (а это вполне возможно, так как у него не было детей от мадам де Сен-Лоран и от других женщин), то она могла решить эту проблему с помощью другого мужчины... В характере герцогини не было ничего такого, что помешало бы ей осуществить этот план, если она действительно имела уверенность в бесплодности мужа. К тому же в ее характере есть некоторые черты, которые косвенно подтверждают, что Виктория была незаконнорожденным ребенком». Разумеется, в этой почти невероятной истории нет абсолютно никаких намеков на то, кто мог быть настоящим отцом Виктории (D.M. Potts and W.T.W. Potts, «Queen Victoria's Gene: Hemophilia and Royal Family», 55—65).

Художник Джеймс Сент изобразил эту сцену на одной из своих картин. Принц Альберт и лорд стоят рядом с королевой, однако самой королевы на законченной картине не было. Говорили, что она потребовала убрать ее с полотна после того, как услышала некоторый пикантные подробности личной жизни лорда Кардигана (Saul David, «The Homicidal Earl: The Life of Lord Cardigan», 326).

Королева Виктория всегда имела какое-то странное пристрастие к различного рода траурным церемониям, причем в большей степени, чем это было принято в качестве нормального в те времена. Когда русский царь, ее дальний родственник, умер во время Крымской войны, королева распорядилась «немедленно навести справки относительно возможных наследников царского трона», а администрации своего двора дала указание выяснить, могут ли они провести соответствующие траурные мероприятия по отношению к стране, с которой Великобритания находится в состоянии войны. А когда умер ее полукровный брат принц Карл Лейнингенский, королева «незамедлительно надела траурное платье», — записала в своем дневнике одна из ее придворных дам (Eleanor Stanley, «Twenty Years at Court», London, 1916, 320). Даже младшая дочь королевы принцесса Беатриса, которой было не больше трех лет, была выряжена во время траурной церемонии в черное траурное платье (Roger Fulford, ed., «Dearest Child», 249).

То серьезное отношение, которое королева Виктория уделяла всем траурным церемониям и почитанию умерших, нашло своеобразное отражение в весьма трогательной ноте, которую она направила своему личному секретарю в 1892 г.: «Считает ли сэр Генри уместным для королевы посмотреть в частном порядке «Венецию»? (чрезвычайно популярное произведение, выставленное в «Олимпии»). Ходят слухи, что это действительно замечательное произведение, сделанное руками настоящего мастера. Принцесса Беатриса просто в восторге от него, а оно само имело огромный успех. Разумеется, это не спектакль и не театр, и время для этого не совсем подходящее, поскольку со дня смерти любимого внука принца Альберта Виктора прошло не более 5 месяцев, а после кончины дорогого герцога Гессенского и того меньше — три с половиной месяца. И тем не менее очень хочется посмотреть это произведение» (Arthur Ponsonby, «Henry Ponsonby», 83).