Кристофер Хибберт - Королева Виктория

За исключением тех дней, когда королева пребывала в трауре от безутешного горя, она довольно часто веселилась и охотно поддавалась неконтролируемым взрывам смеха. Когда известный скульптор Джон Гибсон работал над ее скульптурой, он спросил, можно ли ему измерить ее рот. «Эта просьба была Настолько неожиданной и забавной, что королева долго не могла успокоиться и всё время пыталась закрыть рот, но каждый раз снова взрывалась от хохота» (Sarah A. Tooley, «The Personal Life of Queen Victoria», 142).

В равной мере королева была довольна более ранним портретом, который Генрих фон Ангели написал для нее еще в 1875 г. Правда, она считала его немного «абсурдным», так как там она была изображена «смотрящей на себя в зеркало». По ее мнению, художник изобразил ее «честно, с нескрываемой лестью и с высокой оценкой ее характера». В 1887 г. ей показали «эту фотографию, которая была сделана во время ее золотого юбилея». Ее дочери были возмущены тем обстоятельством, что репродукции этого портрета продаются на всех улицах Лондона, и потребовали прекратить это безобразие. Однако королева была против. «Я думаю, что это очень удачная работа, — сказала она. — У меня нет никаких иллюзий относительно моей внешности». Действительно, она как-то сказала старшей дочери, что прекрасно осознает, что у нее «безобразное и старое лицо» («Journal and Letters of Reginald, Viscount Esher», 1934, i, 160).

Судя по всему, королева не очень внимательно прочитала предпоследний роман Дизраэли под названием «Лотар». Однажды, отвечая на вопрос герцогини Эдинбургской, читала ли она эту книгу, королева не без гордости ответила, что ее, вероятно, можно с полным основанием считать единственным человеком, кто удосужился это сделать. После этого герцогиня спросила, не считает ли она Феодору божественной героиней, которая с огромным энтузиазмом выступала за свободу и независимость Италии. «Королева выглядела слегка озадаченной и сбитой с толку. Было бы ужасно-неловко, если бы герцогиня не ушла от этой темы разговора» (Stanley Weintraub, «Victoria», 412).

Чарльз Диккенс не последовал примеру Томаса Карлейля, который за год до этого получил аудиенцию у королевы и без колебаний уселся на стул, сославшись на свою старческую немощь. Позже он вспоминал, что королева показалась ему «маленькой леди с парой добрых, ясных и необыкновенно умных глаз... все еще выглядящей молодой... хотя и слишком полной. У нее прекрасный низкий и. мягкий голос... Невозможно представить себе более деликатную, вежливую женщину, совершенно лишенную аристократической спеси, нежную, необыкновенно искреннюю, простую в общении и довольно привлекательную. И несмотря на все это, она всегда дает понять собеседнику, что она королева. Она не идет к вам, а плывёт, как будто скользит на коньках по паркету, и с милой улыбкой наклоняет голову в приветствии».

В день смерти принцессы Алисы, чьи последние слова были «дорогой папа», королева записала в своем дневнике: «Снова пришел тот ужасный день скорби. Спала плохо, часто просыпалась и видела перед собой светлый образ своей дорогой Алисы. А когда проснулась рано утром, то поначалу просто не могла осознать этой ужасной утраты. А потом все взорвалось внутри меня. Я потребовала хоть каких-то известий, но все напрасно. Я встала и направилась в Голубую комнату и долго молилась, что всегда делала в такой трагический день. Ведь именно там умер мой дорогой муж. После этого я оделась и пошла в гостиную, где торопливо позавтракала. Вскоре после того пришла еще одна телеграмма, в которой сообщалось, что Алиса уходила постепенно и умерла в половине восьмого утра! Это было ужасно! Трудно представить себе, что наша дорогая Алиса, этот чудный и милый ребенок, такой талантливый, способный, душевный, отзывчивый, добросердечный и в высшей степени благородный, который так заботился о своем папе, когда он был смертельно болен, и постоянно поддерживал меня в трудную минуту, ушел вслед за отцом в день годовщины его смерти. Все это кажется невероятным и мистическим! Для меня содержится нечто трогательное в том союзе, который укрепляется с каждым трагическим известием. Имена всех моих дорогих детей навеки связаны воедино этим днем перехода в лучший мир!» (Queen Victoria's Journal, 14 December 1878).

«По нему мы горевали больше, чем по любой из принцесс, — комментировала это трагическое событие леди Монксвелл, — так как он, принцесса Беатриса и их четверо милых деток всегда жили с королевой и не жалели сил для того, чтобы ей было приятно и по домашнему уютно» (E.C.F. Collier, ed., «A Victorian Diarist: Later Extracts», 6).

В 1892 г. принц Георг был возведен в ранг герцога Йоркского. Его отец хотел предоставить этот титул принцу Эдди, однако королева решительно воспротивилась этому, поскольку он был связан с ее ганноверским дядей, который, несмотря на свои успехи в качестве главнокомандующего британской армией, вел далеко не безупречную личную жизнь. Именно поэтому она так не хотела присваивать этот титул принцу Георгу, но потом нехотя уступила давлению старшего сына. «Я рада, что тебе нравится титул герцога Йоркского, — говорила она внуку, — но я не хочу, чтобы ты оставался в своем прежнем положении. Герцогом может стать любой благородный человек, а принцем можно только родиться. Я не в восторге от этих Йорков, так как с ними связаны далеко не самые лучшие ассоциации» (RA GV AA 10/39).

Королева рассказывала своей старшей дочери, что в ранние годы «всегда ставила на ночной столик возле кровати пузырек с камфорными таблетками... Я была уверена, что если останусь без них, то вряд ли смогу уснуть» (Roger Fulford, ed., «Dearest Child», 152).

Ашанти (самоназв. — асанте, асантефо) — народ в Гане.

Как и многие ее современники, королева бережно хранила пряди волос своих умерших родных и близких. Некоторые люди (или их родные) сами давали ей отрезанные волосы еще при жизни. Так, например, отрезанную прядь волос покойного настоятеля Стэнли передал ей его душеприказчик. Позже часть этого локона королева отправила старшей дочери покойного и посоветовала ей «подвергнуть их тщательной дезинфекции» («Dearest Mama: Private Correspondence of Queen Victoria and the German Crown Princess», ed. Roger Fulford, 105). Другие же пряди волос она получила в результате личной просьбы. Так, например, случилось с локонами короля Италии Виктора Эммануила, который, как выяснилось позже, перекрасил свои рыжие волосы в черный цвет. Таким же образом она получила локоны с головы герцога Веллингтона, слуга которого очень извинялся перед королевой за слишком небольшое их количество, поскольку желающих получить волосы знаменитого герцога оказалось «слишком много» (Spicer MSS, 4 October 1852 quoted in Elizabeth Longford, «Wellington: Pillar of State», 400). Невестка герцога Веллингтона леди Дауро даже потребовала для себя искусственные зубы герцога, изготовленные из моржовой кости.