Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Ювентина быстро оправилась от болезни и удивительно похорошела за это время.

Днем они вели себя сдержанно и благопристойно — на глазах у домочадцев они позволяли себе лишь обмениваться влюбленными и пылкими взглядами.

Ночью же, когда они оставались одни в своей комнате, начиналась пора бурных ласк и упоительных поцелуев, когда они давали волю чарующей любовной игре, заканчивавшейся пьянящим восторгом утоляемой страсти, но лишь ненадолго после этого погружались в сладкую полудрему и, переполненные желанием, снова тянули друг к другу горячие руки.

Они ни на миг не забывали, что их безоблачному счастью отпущено совсем немного времени, и каждую ночь до изнеможения предавались страсти.

Рано утром в комнате царил полумрак. Свет в нее проникал через небольшое окошко, находившееся высоко, почти под самым потолком. В краткие минуты после пробуждения Мемнон с обожанием любовался обнаженной подругой, безукоризненной красотой юного ее тела. Он любил смотреть на нее, когда она вставала перед ним, выпрямившись во весь рост, как живое воплощение волновавших его когда-то в ранней юности своею прелестью и совершенством александрийских статуй Афродиты. Его умиляла и восторгала ее небольшая, но полная и упругая грудь, которую он в страстном порыве часто покрывал жадными поцелуями. Она же впервые по-настоящему гордилась своей красотой, принадлежавшей отныне ему и только ему.

Это были дни ни с чем не сравнимого блаженства, не омрачаемого воспоминаниями об ужасах и мерзостях прошлого, которые они решительно гнали от себя, упиваясь настоящим и не думая о будущем.

Хозяина дома Ювентина сумела очаровать своей милой простотой и обходительностью.

Старик Сальвидиен подолгу и с видимым удовольствием беседовал с ней, когда отдыхал в перистиле.

Ее здравые и порой весьма глубокомысленные суждения о некоторых вещах заставляли его поглядывать на нее с удивлением: он с давних пор вынес весьма нелестное убеждение относительно хорошеньких женщин, красота которых, по его мнению, редко сочетается с мудростью.

Мемнон не склонен был долго злоупотреблять гостеприимством Сальвидиена.

Вскоре он объявил, что ему пора ехать в Кампанию, причем пытался уговорить Ювентину остаться у Сальвидиена, обещая вернуться самое большее через десять дней.

Но Ювентина этому категорически воспротивилась. Она со слезами на глазах твердила о своем предчувствии, что если он поедет один, то их ждет вечная разлука.

Мемнону в глубине души тоже не очень хотелось даже на короткое время расставаться с любимой подругой. Во время его поездки с ним всякое могло случиться. Он считал, что лучше им вместе встретить беду.

В конце концов Мемнон уступил. Они решили пуститься в путь на двуколке, которую александриец рассчитывал приобрести на деньги, вырученные от продажи одной из лошадей, находившихся все это время в конюшне при трактире у Формианских ворот.

Сальвидиен не торопил их, но и не удерживал, считая, что дело есть дело.

Он уже ничего не имел против того, чтобы помочь попавшему в затруднение римскому всаднику перебраться на Крит. Не теряя времени, старик отослал одного из своих рабов с письмом в Сиракузы, к Гаю Видацилию, у которого было больше возможностей связаться с Требацием. Последний же должен был принять какое-то решение, касающееся Минуция.

Ювентина уже знала от Мемнона, что в Сиракузах и вообще в Сицилии немало людей, так или иначе связанных с пиратами. Мемнон на всякий случай обстоятельно рассказал ей о том, как найти в Сиракузах гостиницу, владельцем которой был Гай Видацилий.

— Это большая перворазрядная гостиница. В ней останавливаются одни богачи. Она расположена на краю острова Ортигия, возле бухты, куда впадает ручей под названием Аретуса, — разъяснял ей Мемнон. — Кстати, гостиница тоже называется «Аретусой». Твое знакомство со мной и особенно с Сальвидиеном будет тебе порукой в том, что Видацилий позаботится о тебе.

Перед Ювентиной начинал понемножку открываться новый для нее таинственный и опасный мир морских разбойников.

На Крите, кроме местных жителей, занимавшихся разбоем на море еще во времена царя Миноса [384], собирались и объединялись в грозные корпорации беглецы со всех концов света, среди которых особое место занимали римские изгнанники, которых возглавлял Требаций.

Изгнанники из Рима сумели занять первенствующее положение в конгломерате отверженных, постоянно прибывавших на разбойничий остров.

Где-то на южном берегу Крита они построили крепость, назвав ее Новой Юнонией.

Как-то римляне послали против нее целый флот, но Требаций, соединив свои силы с пришедшими ему на помощь киликийскими пиратами, рассеял римские корабли.

Отдельные морские экспедиции, посылаемые Римом против пиратов, не приносили ощутимых результатов. Римляне уничтожали пиратские стоянки, разрушали их крепости, но корабли эвпатридов моря легко уходили от преследования. Все пиратские объединения представляли собой более или менее крепкие «плавучие государства». Во многих из них люди были связаны священной и нерушимой клятвой верности, раз навсегда заведенным порядком, нечасто позволявшим кому-либо незаметно покинуть это сообщество. Предателей, как правило, преследовала месть.

Совершенно неожиданно для себя Ювентина узнала, что с пиратами связаны даже те, кому по своему званию и положению это совсем не пристало.

Произошло это в один из последних дней пребывания ее и Мемнона в доме Сальвидиена.

Мемнон в тот день очень рано отправился в Формии, где начались большие торги, чтобы продать одну из лошадей и купить двуколку.

Ювентина тоже стала готовиться в дорогу. Она привела в порядок всю свою одежду. В этом ей помогли две рабыни хозяина дома. Они выстирали, просушили и разгладили ее туники. Мемнон обещал Ювентине купить на торгах более легкий плащ, потому что погода день ото дня становилась теплее.

К середине марта ожидалось, что весна окончательно вступит в свои права, а вместе с ней, как обычно, южный ветер принесет в Италию раскаленный воздух ливийских пустынь.

Около полудня Ювентина решила прогуляться в перистиле. На улице ей и Мемнону нельзя было показываться — осторожный Сальвидиен предупредил, что их пребывание у него в доме должно остаться незаметным для соседей. По этой же причине Мемнон отправился на формианский рынок еще до рассвета и обещал вернуться, когда стемнеет.

Внезапно она услышала какой-то шум со стороны улицы и последовавший вскоре стук входной двери.

В вестибюле послышались громкие голоса — один принадлежал Сальвидиену, второй показался Ювентине знакомым, но это не был голос кого-либо из обитателей дома.