Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Ювентина поспешила из перистиля в атрий с намерением побыстрее укрыться от посторонних глаз в комнате для гостей, но в этот момент в атрии появились Сальвидиен и человек в дорожном плаще.

Ювентина едва не вскрикнула от неожиданности, узнав в этом человеке Публия Клодия, наглого публикана, который два месяца назад в Риме приставал к ней с угрозами, добиваясь от нее любовного свидания.

К счастью, Клодий не успел ее увидеть.

Ювентина успела отбежать и спрятаться в андрон [385], узкий и короткий проход, соединявший атрий с летним триклинием.

— Добро пожаловать, Клодий! — послышался скрипучий голос Сальвидиена. — По правде сказать, я думал, что ты давно в Сицилии.

— Нет, меня задержали дела в Риме, — отвечал Клодий. — Можешь меня поздравить, теперь я занимаю государственную должность.

— Да ну!

— Я назначен главным распорядителем сицилийской «десятины» [386], — довольно посмеиваясь, говорил Клодий. — Отныне мне доверено заведовать всеми зернохранилищами в Мессане. Этой должностью я обязан своему другу, нынешнему претору Сицилии Публию Нерве, да снизойдет на него благодать богов!.. К тебе я ненадолго, — сделав паузу, продолжал публикан. — Корабль, на котором я следую из Остии в Мессану, простоит в Кайете всего несколько часов, чтобы заменить его заболевшего гребца. Надеюсь, ты угостишь меня обедом, любезный мой друг. Заодно поговорим о серьезных делах.

— А ну, где вы там! — грозно крикнул Сальвидиен, сзывая рабов. — Долго вас ждать, лентяи! Примите плащ у господина, принесите пиршественную тогу для дорогого гостя, снимите с него обувь и омойте ноги душистой водой!..

Стоя в андроне, Ювентина прислушивалась к начавшейся беготне рабов в атрии и ждала, когда Сальвидиен уведет гостя в зимний триклиний. После этого она могла бы незаметно пройти в свою комнату. Однако произошло неожиданное.

— Накройте стол в летнем триклинии! — приказал рабам Сальвидиен и, обращаясь к Клодию, сказал: — Солнце с утра припекает. В зимнем триклинии, пожалуй, будет душновато, а в летнем нас ожидает приятная прохлада. Кстати, из него хорошо виден мой перистиль с новыми мраморными колоннами…

Ювентина растерянно оглянулась.

У нее был единственный путь к отступлению — в летний триклиний. Но скоро там должны были появиться Сальвидиен и Клодий, а ей во что бы то ни стало нужно было избежать встречи с публиканом. Что же делать?

Она бегом бросилась в триклиний.

Сначала у нее мелькнула мысль забраться под одно из обеденных лож, но, вбежав в столовую, она сообразила, что лучше будет спрятаться за высокой спинкой главного ложа, стоявшего почти вплотную к стене напротив входной двери — вряд ли кому-нибудь придет в голову туда заглядывать.

Раздумывать было некогда, и Ювентина протиснулась в узкое пространство между стеной и спинкой ложа, присев там на корточки.

Сердце ее учащенно билось. Какая неожиданность! Что может быть общего у богатейшего римского всадника с закоренелым пиратом, бывшим гракхианцем?

Ювентина интуитивно догадывалась, что все это неспроста.

Она вдруг вспомнила, как на пиру у Волкация Клодий рассказывал друзьям что-то о своем отце, осужденном на изгнание стороннике Гая Гракха. Вполне возможно, что отец Клодия, будучи в изгнании, связался с Требацием и потом уговорил сына сотрудничать с ним. Вот и разгадка, почему пролетарий так быстро сказочно разбогател…

Скоро в триклинии зашлепали сандалии рабов и рабынь, торопливо собиравших на стол. Немного погодя послышались голоса хозяина дома и его римского гостя.

— А какие новости из сената? — продолжая разговор с Клодием, спрашивал Сальвидиен.

— Ничего интересного! — отвечал Клодий, и через минуту ложе, за которым спряталась Ювентина, заскрипело под тяжестью его грузного тела. — Говорят, Марий добился от сената, — продолжал публикан, — добился права обращаться за помощью к союзным царям, а это значит, что на берегах Тибра скоро будет слышаться разноязычная речь…

— Но что слышно о кимврах? Пойдут ли они в этом году на Рим?

— Трудно сказать! Пока что они, подобно саранче, опустошают Нарбоннскую провинцию. Надо полагать, что как только варвары начнут ощущать недостаток провианта, им придется искать новые места. Возможно, они бросятся прямо на Рим. Тогда для Италии наступят не самые лучшие времена. Если это произойдет, то я надолго задержусь в Сицилии. У меня нет никакого желания испытывать свой воинственный дух, сражаясь против несметных полчищ германцев под знаменами отечества… Но оставим эту скучную тему. Я хочу потолковать с тобой об одном важном деле.

— Слушаю тебя.

— Мое новое назначение дает мне большие возможности. Я хочу, чтобы ты, Сальвидиен, как можно скорее передал Требацию кое-какие мои соображения…

— Я весь во внимании.

— Несколько дней назад сенат принял решение о закупке зерна в Сицилии, выделив на это из эрария сорок миллионов сестерциев. В скором времени сицилийский претор получит эти деньги, и мы… скажем так, мы могли бы принять самое близкое участие в аукционе по продаже зерна…

— Что-то я плохо соображаю, — прокряхтел Сальвидиен.

— Сейчас я все поясню. Суть моего замысла состоит в том, что Требаций начинает охоту за кибеями [387], которые заняты перевозками в Рим зерна. Захваченные им суда будут приводиться в определенные гавани и разгружаться там под моим непосредственным руководством. Разгруженные кибеи придется уводить подальше в море и пускать на дно. Не думаю, что Требацию, располагающему большим количеством быстроходных кораблей, это доставит какие-то затруднения. Тихоходные и неповоротливые кибеи со слабым прикрытием из сторожевых судов, а то и вовсе без всякого прикрытия, — легкая добыча для миапаронов, гемиол и либурнийских кораблей. Залогом успеха нашего предприятия должно быть соблюдение строжайшей секретности. Это непременное условие. От всех нежелательных свидетелей, включая матросов и гребцов с захваченных римских кибей, нужно будет избавляться самым решительным образом. Пусть Требаций договорится с киликийцами, наторевшими в торговле рабами, сбывая им по дешевке пленников, или пусть поступает с ними, как сочтет нужным, хоть отправляет несчастных в качестве даров Нептуну и Амфитрите, но я хочу быть спокоен относительно того, что мое участие в этом деле никогда не всплывет. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я должен остаться добропорядочным римским гражданином вне всяких подозрений…

— Требаций сделает все возможное, чтобы уберечь тебя от всяких неожиданностей. Ведь ты для него настоящий дар богов, — сказал Сальвидиен и, помолчав, спросил: — Стало быть, хлеб, получаемый Римом от «десятины», будет возвращаться нашими людьми обратно в зернохранилища, которые находятся в твоем распоряжении?..