Радий Фиш - Спящие пробудитесь

Бедреддин всполошился. Как он был невнимателен! Заслушался собственным красноречием и не приметил, что собеседник голоден, не пригласил его разделить харч. Он кинулся в караван-сарай к Мюэйеду. Потребовал золотой динар. Мюэйед заартачился. Не оттого только, что жаль было золотого, а потому, что не годится путнику хвастать золотом. У них было всего двадцать золотых динаров, но вставший на путь разбоя лиходей мог погубить душу и ради одного!

Бедреддин был, однако, так возбужден, что Мюэйед, поворчав, сдался.

Табунщик сидел на корточках за воротами, прислонясь спиной к стене. Прищуренные глаза его глядели на рыжеватую степь в сторону Халеба.

Увидев протянутую руку Бедреддина и в ней золотую монету, туркмен встал, сложил на груди руки.

— Нет, досточтимый мулла, я его не заработал. А побираться, пока целы руки-ноги и есть голова на плечах, у нас мнят позором. Не обессудь!

— Но ты голоден. Преломи с нами хлеб!

Туркмен вскинул голову:

— Нет, досточтимый мулла. Наш род идет от серого волка. А у волка от голода голова не кружится. Завтра мы будем в Халебе.

Бедреддин настаивал. Табунщик усмехнулся:

— Спаси тебя Аллах, досточтимый мулла. Ты человек ученый, небось слышал: голод — источник понимания. А оно потребно не одним улемам!

Поклонившись, он решительно направился к воротам, давая понять, что разговор окончен.

Такой вот дикий попался туркмен. Даже не попрощался толком. В Халебе караван остановился на площади перед цитаделью. Покуда Бедреддин с Мюэйедом, задрав головы, глядели на стены крепости, вздымавшейся над городом, как неприступная скала, где гнездятся хищные птицы, табунщик исчез в толпе.

Приближаясь к Дамаску, услышали они, что в городе чума. Тех, кто вошел за его стены, никуда не выпускают. Купцы-дамаскины в тревоге заспешили домой. Положась на волю Аллаха, последовали за ним и дервиши. Но армянские строители призадумались. Было над чем подумать и Бедреддину с Мюэйедом: они ехали в Дамаск не молиться и не оплакивать мертвецов, а овладевать науками.

Решили изменить путь: вместо Дамаска отправиться в Иерусалим, невзирая на опасность стать жертвой разбойников. Вместе с ними отправились и армяне. В пути к ним прибились застрявшие в придорожных караван-сараях еще несколько путников, в том числе две арабские семьи с женами и домочадцами, страшившиеся чумы больше, чем грабителей.

К вечеру второго дня, когда закат уже окровавил спины холмов и они спешили до темноты укрыться за показавшимися из-за поворота каменными стенами караван-сарая, сбоку из бурьяна взвились вверх веревочные змеи. Бедреддин с Мюэйедом очутились в придорожной пыли. Какие-то люди в бараньих шапках, с бородами, повязанными куском ткани, скрутили им за спиной руки, схватили под уздцы их лошадей. Армянские подмастерья от неожиданности взялись было за оружие. И тут же пали под сабельными ударами. С отвращением почувствовал Бедреддин, как беззастенчивые чужие ладони шарят у него за поясом, под мышками.

Им развязали глаза в глинобитном, похожем на конюшню помещении. Через открытую дверь в обнесенном стенами дворе виден был очаг с котлом на цепи. Слышались негромкие голоса. Где-то рядом хрупали и перебирали ногами кони. Пахло конским потом, дымом, полынью, вареной убоиной. На возвышении у дальней стены, тускло освещенной плошками с салом, сидели за трапезой трое. Один, по видимости главарь шайки, всмотревшись в лицо Бедреддина, приказал:

— Развяжите!

Сошел с помоста, раскинул руки и, приближаясь, воскликнул:

— Вот мы и встретились, досточтимый мулла!

Только тут Бедреддин узнал его: туркмен из каравана, расспрашивавший его о звездах. Вот тебе и табунщик!

Между тем тот продолжал:

— Не обессудьте. Ошибка вышла. Наши люди не могли вас знать! — Он обратился к разбойнику, стоявшему за спиной у Бедреддина: — Ступай скажи, чтоб им вернули все, что отобрали. И лошадей покормите как следует. — Атаман снова обернулся к пленникам: — А вы, досточтимые, не побрезгуйте разделить с нами ужин, добытый в не менее славных делах, чем подвиги беев и ханов.

Посредине трапезы снова явился давешний разбойник. Спросил:

— Что делать с остальными?

— Старик гявур и две молодухи нам пригодятся. А прочим, чтоб не брать греха на душу, дайте одежонку, отвезите за фарсах и пустите на все четыре стороны.

— Но молодухи — мусульманки. И армянский зодчий, хоть и христианин, а подданный государя Ислама, пребывает под его защитой, — вступился за попутчиков Бедреддин.

— Сдается, почтенный мулла, я уже вернул вам свой долг?

— Вы нам ничего не должны, — встрял Мюэйед. — И динара у нас не взяли.

— И не дал ничего, только вернул вам ваше, — возразил атаман.

— Будьте милосердны, как велит Коран!

Разбойники рассмеялись.

— Ладно, — решил атаман, — старого гявура я вам дарю. А молодухи нам самим сгодятся.

Под утро Бедреддину и Мюэйеду вернули коней, а зодчему Вардкесу — его мула и вывели их на дорогу. В виду ближайшего караван-сарая атаман пожелал им благополучного пути. И точно добрый знакомый, приглашающий в гости, добавил:

— Будете в здешних краях, спросите Текташа. Аллах велик, может, и свидимся.

История с атаманом Текташем ожила в памяти Бедреддина через десятилетия.

«Все, что ты ищешь, — сказал он тогда ученикам, — есть в человеке. Только скрыто. Толкуют об ангелах и о бесах. Но и они — в человеке. Собственные силы людей, пробуждающие в них стремление к добру, к Истине, — вот что такое ангелы. Скотские побуждения, направляющие человека на путь корысти и коварства, — вот что такое бесы…»

Многие беседы с мюридами, что вел Бедреддин в Каире, в Эдирне, в Изнике, в лесах Делиормана, были занесены на бумагу писарями тайн и составили книгу «Варидат» («Постижения»), дошедшую до наших дней. Есть в этой книге и приведенные выше слова.

Все дальше уходили они от Дамаска по узкой каменистой дороге. Выжженная солнцем, выветренная веками, исстари была она размерена на переходы от водопоя к водопою, от караван-сарая к караван-сараю. Конские копыта оскальзывались на ее серо-зеленых камнях, отполированных миллионами ног. Фараоны и вавилонские цари, римские императоры и финикийские купцы, крестоносные полчища, закованные в латы, как саранча в хитин, толпы пленных, народы и воинства проходили по ней. Не было нищего бродяжки, пророка, купца и полководца, которые не знали бы этого пути. И чем дальше на юг продвигались трое земляков из Малой Азии, тем чаще встречались им караваны, тем тесней было за стенами ночных пристанищ. Солнце жгло все сильней, ночи становились душными. Путники спали вповалку на пахучих овчинах, чтоб из пустыни не лезла всякая нечисть, накрывшись с головой одеялами и халатами от комаров и москитов, если близко была вода.