Радий Фиш - Спящие пробудитесь

Когда государь позвал его к себе, Бедреддин уже знал: войско цело, но цель похода не достигнута. Дань не получена. А визирь Ибрагим-паша перебежал на сторону врага.

Муса Челеби был черен. Лицо искажено. Будто маска пристала и не отдирается. Щеки дергались. Бедреддин живо вспомнил его отца, султана Баязида. У того дергавшаяся щека предвещала приступ ярости.

— Мир еще подлей, чем мы думали! — проговорил Муса Челеби. Голос у него был хриплый. — Представь себе, мой шейх. Этот мерзавец сказал, глядя мне прямо в глаза: «Раз старик Мануил согласился платить, не лучше ли для верности мне самому получить должок?» Ушел и не вернулся. После его измены Мануил, старая лиса, конечно, отрекся от своего слова…

— И как же ты поступил, мой государь?

В глазах Мусы сверкнул бешеный огонь. Ноздри раздулись, как у хищника при запахе крови.

— Повелел все вокруг предать огню и мечу. Камня на камне не оставить, чтоб помнили долго!

Бедреддин опустил глаза. Вот волчонок и вырос в волка! Хорошо он усвоил уроки отца, преподанные наследникам под Никополем, под Коньей, да мало ли где еще. Говорят, горбатого могила исправит.

Вслух сказал:

— За подлость правителя подданные быть в ответе не могут, хотя расплачиваться прежде всего приходится им.

Султан поглядел на него недоуменно. Бедреддин продолжал с упреком:

— Райаты, греки и болгары, что под нашей властью, не могут нахвалиться твоей справедливостью, государь. Попы и вельможи Мануила, напротив, хотят внушить им страх перед тобой, раздуть ненависть к правоверным. Кому ты помог, государь?

— Пускай трепещут неверные! Пусть страшатся изменники! Ты засиделся за стенами, шейх. Видишь божье, не видишь человечьего. Зря я послушался тебя. Надо было казнить Ибрагима-пашу, отомстить изменникам-беям!..

Он сорвался на крик. И умолк.

— Разве я советовал миловать беев? — спокойно возразил Бедреддин. — Нет, государь, я говорил только, что правитель не должен выпускать из рук повод сердца, если хочет остаться правителем… И чего ты достиг, государь, поступив по-своему, отведя душу? Опустошил округу, лишил войско пропитания. А в Константинополь его доставляли по морю. Пришлось возвратиться ни с чем. Не так ли?

Муса Челеби глядел на своего кадиаскера во все глаза. Откуда? Вот тебе и затворник! Ничего не смысля в ратном деле, словно в воду глядел.

— Пойми, мой шейх, — сказал он. — Кругом — измена, а твой государь — одинок…

Голос его дрогнул. И Бедреддин чуть было снова не поддался жалости. Нет! Он мог жалеть молодого воина по имени Муса. Но султана османов Мусу Челеби — не имел права. Приняв от султана власть кадиаскера, он принял на себя и часть султанской несвободы.

— Мой государь — не один, — твердо сказал Бедреддин. — С ним его рабы — янычары и азапы. С ним его акынджи, беем над коими его поставил еще султан Баязид. С ним добрая доля земледельцев-райатов, ремесленников-ахи. С ним верный Коюн Муса, с ним его бейлербей благородный Михальоглу и его кадиаскер.

Муса Челеби, вспомнив о султанском достоинстве, выпрямил спину.

— Мы благодарим тебя, шейх Бедреддин Махмуд.

И прежде чем принять новое решение, ждем твоего совета.

— Если мой государь спрашивает совета, вот он: немедля готовиться к сраженью.

— К сраженью мы готовы всегда. С кем же на сей раз?

— С твоим братом, мой государь!

— С Мехмедом Челеби? — Султан усмехнулся — Куда ему! Янычар у него нет. Аканджи — со мной. Чтобы переправиться из Анатолии через море, нужны суда. Их у него тоже нет. И опытные воеводы почти все в Румелии…

— Суда он найдет, государь. Войско соберет во вновь покоренных уделах. А воеводы твои, сам знаешь…

В дверях показалась сухопарая фигура бейлербея Михальоглу. Не обращая внимания на явное неудовольствие султана, он приблизился. Сказал, поклонившись:

— Важная весть, государь! Твой брат Мехмед Челеби высадился в Румелии…

— Где?

— Возле Константинополя… На судах императора Мануила… И соединился с войском его…

— Подымай поход!

— Уже, мой государь. Янычары повернуты с дороги. Всадники выступят завтра поутру.

— Прикажи воеводе Визе созвать ополченье!

— Созывается, государь, — отозвался Бедреддин.

— Кем?

— Кадием Акшемседдином, что назначен мною в Визе.

Муса Челеби уставился Бедреддину в лицо. Холодок пробежал у него по спине. Такое дается только сверхъестественной силой прозренья. Султан дернул носом, словно принюхивался к запаху потусторонних сфер.

Полог над входом откинуло словно ветром. Бесшумно ступая мягкими сапожками, быстрым шагом, чуть не бегом влетел Коюн Муса, которого султан поставил над проведчиками и гонцами.

— Весть из Визе, мой повелитель! Новый визирь Кёр Мелекшах и Саруджа-бей, государь…

— Что? Убиты?

— Увы, нет, мой государь. Переметнулись к Мехмеду Челеби. Кадий Визе кинул клич: «Великие беи хотят вернуть прежний порядок. Все, кто может держать оружие, кому дорога справедливость, ступайте к Чорлу!» Крепость, мой государь, не вмещает прибывших… Тысяч десять крестьян собралось.

— Значит, поняли! — воспрянул духом Муса Челеби. — Не пропали наши труды. Слышал, мой шейх?

— Слышал, государь. Но всякая палка имеет два конца. Крестьяне собираются в битву, а воеводы бегут. Много ли смыслят землепашцы в ратном деле?

— Зато наши воины смыслят! Только бы там продержались до нашего подхода.

— Войско у тебя отборное, государь. Но оно не успело вернуться из похода. Усталый боец…

Султан не дослушал:

— А мы тряхнем стариной. Вспомни, как побили братца Сулеймана. Посадим пеших на коня. — Он обернулся к бейлербею: — Найдем на все восемь тысяч янычар запасных коней?

— Ежели не боевых, да вместе с вьючными… Тысяч шесть соберем, государь.

— Пусть выведут их сегодня же к вечеру. Остальных завтра вослед. Ступай!

Бейлербей вышел. Султан обратился к Бедреддину:

— Не тревожься, мой шейх. Один наш усталый боец трех их свежих стоит. Будь уверен: Мехмеда ждет судьба Сулеймана!

Бедреддин в этом уверен не был.

В обители его с полудня дожидался почтенный пышнобородый купец по имени Ахмед, прибывший из Самарканда. После обычных благопожеланий вынул из-за кушака свернутое в трубочку письмо. С поклоном передал его Бедреддину. Тот нетерпеливо сковырнул печатку.

«Придворный звездочет Муса Кади-заде приветствует кадиаскера Бедреддина Махмуда…» Он узнал и почерк, правда испортившийся, и манеру скрывать взволнованность за усмешкой. Увидел молодое, будто выточенное лицо, теперь, наверное, такое же старое, как его собственное. Услышал голос друга молодости своей, так далеко ушедшей, не насытившей его.

Муса Кади-заде писал: в престольном городе Тимура Самарканде взошел на царство его внук Улугбек, что славится ученостью, и благородством, и справедливостью.