Макс Галло - Тит. Божественный тиран

Ни Береника, ни Агриппа, ни Иосиф Флавий не дрогнули, узнав об этой резне. Я слышал, как Тиберий Александр сожалел, что крепость Масада, расположенная на вершине неприступной скалы, до сих пор не пала. Он был там, до того как она попала в руки сикариев.

Масада возвышалась над долиной Иудеи. Когда-то царь Ирод велел окружить ее стенами более массивными, чем стены Иерусалима. Внутри крепости он приказать вырыть водоемы, чтобы там всегда было достаточно воды и пищи, и крепость могла выдержать длительную осаду. Тому, кто решит напасть на крепость, придется разбить лагерь у ее подножия, в пустыне. Внутри Ирод велел возвести жилища и роскошный дворец, и возделать поля, так что от засухи и голода страдали только враги Масады.

— Но разве может кто противостоять Риму, — воскликнул Иосиф Флавий.

Империя была избрана Богом. Римской армии, когда она подойдет к стенам Масады, будет обеспечен успех. Необходимо, чтобы эта крепость пала. Хорошо, что Веспасиан создал на земле Иудеи, в Эммаусе, колонию для восьмисот ветеранов. Справедливо, что налог, который евреи отдавали на Храм в Иерусалиме, отныне поступал Риму — каждый еврей должен был выплачивать по две драхмы в сокровищницу храма Юпитера Капитолийского.

— Но тот, кто верит в нашего Бога, может молиться ему в своем собственном храме — в своей душе, — добавил Иосиф Флавий.

Он посмотрел на меня и добавил:

— Ты, Серений, можешь даже молиться Христу и верить в его воскрешение.

Мне не понравились ни его слова, ни его ироническая, почти презрительная улыбка.

Я сожалел о тех днях, когда Иосиф плакал, глядя, как множатся руины Иерусалима и поднимаются кресты, когда он, думая о будущем своего народа, черпал силы в своей вере.

Он больше не вспоминал пророка Иеремию. Он стал римским евреем, довольствовался тем, что может отмечать свои праздники, и отказался от мысли объединить свой народ.

Я подумал, что Иосиф Флавий и Тиберий Александр, так же как Агриппа и Береника, теперь стали гражданами империи.

Я поспешно вернулся к себе, хотел как можно скорее отыскать Леду бен-Закай, поведение которой стал понимать как нельзя лучше. Ее молчание было способом показать верность своему народу. Я предлагал ей быть гражданкой Рима, а она хотела быть свободной еврейкой. И так ли уж был я удивлен, когда, в темноте комнаты наткнулся на труп Телоса?

Я всегда знал, что Леда так или иначе покинет меня — совершив убийство или побег, или полностью замкнувшись в молчании. Впрочем, я никогда и не владел ею по-настоящему.

Рабы принесли лампы и свечи.

Телос погиб от удара кинжалом в сердце. Его рана выглядела как легкий порез, крови почти не было. Но лезвие, пронзившее его грудь, было длинным, и острие мгновенно оборвало жизнь моего раба.

Я смотрел на его тело, в груди до сих пор торчал кинжал. Я подивился тому, что Леда не убила меня в одну из тех бесчисленных ночей, которые я провел рядом с ней. Может быть, этим она выражала свою признательность за то, что я избавил ее от участи, постигшей других пленников? Я представил, как она одна, в Риме, подвергается всем опасностям, которые только могут поджидать женщину, очутившуюся в этой толпе, где так легко быть ограбленной и даже убитой. Но я думал и о том, сколько в ней силы и решимости. Питаемая такой живой, нерушимой верой, она смогла выжить и вернуться на свою землю, чтобы снова сражаться.

Я закрыл глаза и представил, как она стоит на стенах Масады и бросает вызов Риму.

Убедив себя, что Леде удалось проникнуть в последнюю еврейскую крепость, название которой никто не осмеливался произносить в присутствии Тита, я отправился в Масаду.

Каждый раз, когда гонец от наместника Иудеи Флавия Сильвы прибывал во дворец, Веспасиан незамедлительно принимал его. Все следили за лицом императора, которому Тит, не торопясь, зачитывал послания.

В Масаде оставались несколько сотен сикариев под командованием Элеазара бен-Иаира. Высокий осадный вал, который велел построить Флавий Сильва и по которому мог бы передвигаться таран, не был завершен. Поэтому к стенам укрепления нельзя было подогнать машины для осады, катапульты и тараны. Сикариям удалось осуществить несколько смелых вылазок. Флавий Сильва просил прислать ему для подкрепления несколько когорт и еще еврейских рабов.

Веспасиан возмутился: у Сильвы было уже десять тысяч человек и пять тысяч рабов. Неужели этого недостаточно, чтобы покончить с горсткой евреев?

Он повернулся к Иосифу Флавию и Тиберию Александру, которым эта местность была хорошо знакома. Оба напомнили, что Масада находится в пустыне, а римские войска разбили лагерь у подножия горы и запасы пищи и воды необходимо ежедневно пополняться из оазиса Ен-Геди, который находится в нескольких часах ходьбы по удушающему зною, вдоль берега Мертвого моря, над которым все время стоит раскаленный желтый туман.

Лицо Веспасиана исказилось сильнее, чем обычно. Казалось, будто он испытывает сильную боль. Он жестом отослал гонца, пожал плечами и пробормотал, что война в Иудее завершена, а эти сикарии подохнут от голода и жажды, поскольку Флавий Сильва окружил гору осадным валом.

Иосиф Флавий подошел к императору и тихо сказал, что царь Ирод вырыл посреди крепости водоемы, в которых может храниться запас воды, достаточный, чтобы в течение нескольких месяцев, а может, и лет, поить сотни человек. А сухой климат и чистый воздух позволяют сохранить запасы продовольствия целыми и невредимыми.

Веспасиан выругался, покачал головой и вышел из зала.

— Не говорите мне больше о Масаде до того дня, когда она превратится в груду руин, под которыми будут погребены эти евреи! — сказал он, уходя.

Леда наверняка была среди них. Я снова и снова видел ее во сне, и каждый раз она стояла на вершине горы, на которую я силился подняться. Вокруг меня падали камни, делая подъем смертельно опасным. Я шел по извилистой тропинке, перелезал через камни, пытался протиснуться между ними, ударялся о стену укрепления и становился мишенью для еврейских лучников и пращников.

Когда однажды Иосиф Флавий и Тиберий Александр упомянули о дороге, называемой Змеей, которая представляла собой единственный проход к Масаде, я тотчас вспомнил о тропинке, которую видел во сне.

Тогда я решил отправиться в Иудею.

Я увидел Масаду. Я и представить себе не мог таких мощных укреплений, созданных самой природой. Крепость, похожая на каменную глыбу, возвышалась посреди пустыни на острых скалистых гребнях. Она была огромна, и ее тень накрывала весь римский лагерь. Я поднялся на насыпь из белого песчаника, который примыкал к стене укрепления. Тысячи рабов-евреев, подгоняемые бичами легионеров, перевозили землю и камни, чтобы выровнять, приподнять и продлить ее, превратив в мост.