Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть первая. Начало пути

- Господин атаман, мы люди мирные,- Грибунин стоял перед восседающим на лошади Фокиным и, задрав голову, старался смотреть ему в глаза.- Мы приехали пахать землю, работать, и никому здесь не причинили никакого вреда, никого не стеснили,- голос Василия срывается, но он до конца пытается изображать наделенного властью и доверием людей лицо.

- Господин председатель, мирные люди не начинают с того, что захватывают им не принадлежащее. Неужто, вы думаете, что мы бы сами тут эту землю не смогли бы распахать и засеять? Она была императорская, потому мы ее и не смели трогать. Мы чтим закон, а вот вы нет,- укоризненно покачал головой атаман.

- Царя уже второй год как нет,- дробным голосом возразил Грибунин.

- Ну, так считайте, что и власти, приславший вас сюда, тоже нет!...

Тихон Никитич по пути мучительно думал, что и как сказать коммунарам, чтобы они обязательно, добровольно выдали оружие, толком так ничего и не надумал. Получилось, как получилось, но впечатление его слова произвели. Коммунары стояли как оглушённые. Они не могли не понимать, что это конец всему тому, чем они жили последние полгода, ради чего приехали сюда за тысячи вёрст, во что вложили столько сил...

- Мы не хотим применять насильственным мер, не хотим кровопролития, - вновь заговорил атаман.- Вы русские люди, и мы русские люди. Потому давайте разойдёмся по хорошему. Сдайте оружие и вы свободны. А то, что скоро во всей России восстановится законная власть и порядок, можете не сомневаться.

Хоть и предчувствовали коммунары нечто подобное, но оказались не готовы к тому, что это произойдёт вот так, вдруг. Вроде всего полчаса назад завтракали, собирались на прополку, и вот те на, крутой поворот судьбы.

- Хорошо, мы сдадим оружие, но дайте нам дождаться созревания урожая, собрать его,- пытался "торговаться" Грибунин. В толпе коммунаров нарастал ропот:

- Это что ж за порядки такие... горб тут гнули, а теперь всё брось и иди куда хошь!?

- Поймите, господа, это требование новой власти, Сибирского Временного правительства, мы всего лишь исполнители, все жалобы в Омск,- уклончиво ответил атаман и слез с коня.- Показывайте, где хранится ваше оружие.- Вслед за атаманом спешиваются ещё несколько казаков.

- Что ж не показать, сейчас принесём.- Грибунин с посеревшим лицом оборачивается к коммунарам.- У кого что есть, несите сюда... Лид, мою берданку тоже тащи,- нервно кусая губы обратился к жене, стоящей тут же, в обличье сестры милосердия в белой косынке с красным крестом.

Коммунары приносят и бросают перед казаками несколько охотничьих ружей и однозарядных берданок.

- Как, это всё?!- атаман вновь наливается нездоровой краснотой, рядом стоящие казаки с усмешками перешёптываются.- По нашим сведениям у вас имеются боевые винтовки, патроны, а также пулемёт. За укрывательство боевого оружия будете отвечать по законам военного времени!- кричит, уже едва владея собой, атаман.

- Хотите верьте, хотите нет... больше у нас ничего нет!- слова по-прежнему давались Грибунину с трудом.

- Обыскать лагерь... людей оттеснить в сторону... всё вывернуть наизнанку, но найти оружие! Боюсь, господин председатель, если мы всё-таки найдём оружие, вас ждут большие неприятности!

Тихон Никитич, конечно, видел, что его пытаются обмануть и злился. Неужели этот председатель не понимает, что он ему предлагает своего рода полюбовный договор - они разоружаются, а он их за это отпускает, всех, в том числе и коммунистов? Отпускает, да ещё позволяет взять с собой имущество, не понимает, что он сам идёт на немалый риск?...

Конные казаки оттеснили в сторону толпу и взяли карабины на изготовку, а спешившиеся принялись шарить по палаткам.

- Не трогайте, там лекарства,- Лидия вырвалась из толпы и побежала к санитарной палатке.

- Иван, возьми двух человек, проверь этот лазарет,- кивнул атаман Решетникову, зная его тактичность и обходительность в обращении с женщинами.

Когда Иван с казаками подошёл к медпункту, Лидия уже стояла у входа и решительно преграждала путь. Иван приложил руку к фуражке и с улыбкой смерил взглядом нахохлившуюся, словно цыплёнок перед дракой, маленькую женщину. В ее взгляде что-то неуловимо напоминает взгляд Полины, то же упрямство, хотя внешне ничего общего.

- Прошу вас, сударыня, не мешать. Мы всё равно обыщем вашу палатку.

- Вы не имеете права, это лазарет!- пытается воспротивиться Лидия, но молодой сотник, вежливо и мягко оттесняет ее, и казаки проходят внутрь...

В палатках всё перевернули вверх дном, из вспоротых шашками матрацев и подушек летит пух...

- Что это за знак то такой?- рябой казак с удивлением рассматривает клеймо на простынях из перевернутой постели.

Находится вахмистр, когда-то служивший в Лейб-Гвардии казачьем полку в Петербурге на вещевом складе, часто возивший бельё в стирку и повидавший в тех прачечных едва ли не все постельное белье из тамошних казённых учреждений.

- Да это ж печать самого Смольного института, где самые благородные барышни со всей России обучались. Так оне, получается, не только здеся землю царскую заграбастали, но и полпитера грабанули, прежде чем сюды приехать. Вона и на тарелках у них вензеля царские...

После такого рода объяснений казаки ещё пуще рассвирепели, да не от того, что за барышень обидно стало, а потому что рабочие и их семьи возжелали:

- Ишь, сами-то, фабричные, мастеровщина, а на чём спали... Как баре, жить захотели...

Казаки уже не столько искали оружие, сколько крушили и ломали всё под ряд. В клубной палатке им под горячую руку подвернулось пианино. Издавая жалостные звуки, инструмент был тут же разбит, изрублен.

- ... Гуси залётные, песни тут свои варнацкие пели! Всё, не будет вам больше никакой музыки на нашей земле!

Атаман был вынужден употребить власть, чтобы утихомирить, всё более входивших в раж разрушения станичников. Все попытки коммунаров прорваться к своим палаткам и спасти имущество пресекались конным оцеплением:

- А ну, не балуй... осади назад... стрелять будем!

Иван скомкал обыск большой санитарной палатки, ограничившись внешним осмотром сундуков с перевязочным материалом и коробок с медикаментами. Поднять доски, служащие полом и осмотреть землю под ними, он не догадался и не успел - атаман звал его для наведения порядка в сотне...

Оружие так и не нашли. Тихон Никитич, поразмыслив, решил, что может быть это даже и неплохо, так как позволяло обосновать то, что никто из коммунаров даже не арестован. Оружия нет, сопротивления не оказали - за что арестовывать?

Всё закончили в один день - будто и не было коммуны. Люди, которые ещё вчера только и думали о коллективном труде, сегодня с жаром делили меж собой лошадей, скот, инвентарь, продукты... прикидывали, кому куда податься. Ни у кого даже не возникло мысли ехать куда-то всем вместе - понимали, надо распределиться по деревням, и не только потому, что так приказал станичный атаман, просто никакая деревня сразу такую прорву людей не примет и не прокормит. Ужинали уже не все вместе, а отдельно семьями, или складывая полученные при дележе продукты нескольких семей. И уже никому не было дела, ни до зеленевших колосьев пшеницы, ни до ждущих обычного полива капусты, моркови и прочей огородной зелени. А жаркое июльское солнце на всё это взирало с обычным равнодушием, делая свою работу, щедро оделяя теплом землю и всё на ней произрастающее, людей, чья муравьиная возня с такой глобальной высоты кажется мелкой и пустой.