Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами

- Что... совсем плохая стала? Паша... ты не думай... это я с дороги такая... с тела сошла... не бойся... на здешних харчах я отъемся... Пашенька,- Валентина вдруг испугалась, что муж, увидев острые плечи, выпирающие ребра и ключицы, уже не сможет ее любить как прежде.

Но Павел Петрович тут же рядом с кроватью упал на колени и запричитал как богомолец молитву:

- Прости... прости меня Валюша. Я клянусь тебе, ты больше не будешь голодать, и дети не будут! Я все для этого сделаю. Клянусь!...

Тихон Никитич и без уговоров Степана осознавал, что если игнорировать распоряжения руководства отдела о беспощадной борьбе с большевиками-агитаторами, это еще куда ни шло, то невыполнение аналогичных приказов Анненкова, действительно может обернуться "игрой с огнем". Ничего не оставалось, как бросить в пасть льву "кусок мяса", сдать коммунаров, в надежде, что удовлетворившись этой жертвой, молодой неофициальный "генерал-губернатор" оставит Усть-Бухтарму и весь Бухтарминский край в покое. Вместе со Степаном, Щербаковым и прочими членами станичного Сбора долго уточняли, где и в каком количестве осели после разгона коммуны питерцы. В конце концов порешили арестовывать не всех, а лишь председателя и тех, кто поселился в Снегирево, ибо именно рядом с Грибуниным обосновались в основном коммунисты. Тихон Никитич настоял, чтобы ни жен, ни детей коммунаров не трогать, имущество и деньги не отбирать. Осуществление ареста возложили на казаков из милиции под командой Щербакова, а уж из станицы в Усть-Каменогорск, в крепость, арестованных погонят анненковские атаманцы во главе со Степаном.

Лето в 1919-м выдалось необычно жарким, такое в верховьях Иртыша случается раз в семь-восемь лет, когда урождаются и вырастают до больших размеров даже арбузы, ну прямо как в южном Семиречье или Астрахани. Уродились они и летом 19-го. После сытного обеда семья Грибуниных как раз и лакомилась арбузами, когда в дверь уверенно по-хозяйски постучались казаки.

- Бывший председатель питерских коммунаров Василий Грибунин?- хмурясь, спросил начальник усть-бухтарминской милиции Щербаков.

- Да... был председателем,- с дрожью в голосе поднялся из-за стола Василий, отирая губы.

Лидия ахнула и стала бледнеть, сыновья застыли с перепачканными арбузной мякотью лицами.

- Вас приказано доставить в станицу на допрос.

- Допрос... какой допрос... я ж... мы же ничего... Я уже давно не касаюсь политики, я занимаюсь только токарным, слесарным и столярным делом...- растерянно лепетал Василий...

В Снегирево и в двух близлежащих деревнях взяли под стражу и препровождили в Усть-Бухтарму двадцать восемь бывших коммунаров. Лидия сразу сообразила, что в деревне ей без мужа делать нечего, и в отличие от прочих жен арестованных, она на следующий день наняла телегу, погрузила самые необходимые вещи, детей и тоже поехала в станицу. В Усть-Бухтарме коммунарам объявили, что их приказано этапировать в усть-каменогорскую тюрьму на суд за большевистскую агитацию и самовольный захват земель "его императорского величества". На ночь их заперли в сарае, на территории станичной крепости. Лидия стала обивать порог станичного правления, встретилась с атаманом Фокиным. Но тот лишь развел руками:

- Этот приказ исходит от вышестоящего начальства, мы лишь исполнители.

Лидия выяснила, что арест инспирирован прибывшим от самого Анненкова сотником Решетниковым из местных. Узнав, где находится дом Решетникова, она побежала туда. Во дворе дома ее облаял огромный цепной пес, и на крыльцо вышла молодая женщина с признаками ранней беременности. Она показалась Лидии чем-то отдаленно знакомой. По всему это была хозяйка, она приказала батрачке загнать собаку в будку, а сама подошла к калитке.

- Позвольте вас побеспокоить. Здесь живет сотник Решетников? У меня к нему важное дело...

Так могла обращаться только образованная женщина. Таковые тогда, особенно на окраинах России, встречались не часто. Глаза хозяйки выразили понятное удивление. И тут Лидия, обладавшая хорошей зрительной памятью на лица, вспомнила, где она видела эту женщину. Больше года назад первого мая восемнадцатого года, когда коммунары сгружались на пристани Гусиной, эта женщина стояла рядом с молодым, видным казачьим офицером и потрясла ее своей красотой и нарядом, дорогими, сшитыми явно на заказ платьем и шляпой. И не только нарядом, но и счастливым, беззаботным выражением лица запомнилась тогда Лидии эта красавица. Сейчас женщина была одета как обычная казачка, в кубовое платье, уже заметно круглившееся на животе. Но по лицу... казалось, она стала старше за этот год лет на пять-шесть и старила ее не столько беременность, сколько само выражение лица. В нем уже не было и намека, на веселую беззаботность, счастье, лучившееся из глаз, что тогда так неприятно поразило измученную долгим путешествием Лидию.

- Зачем вам нужен сотник?- спросила Полина

- Я жена бывшего председателя коммуны Василия Грибунина. Я хотела бы узнать, что ждет арестованных. Вы, наверное, жена сотника?

- Нет, я жена его брата... Я не советую вам сейчас обращаться к нему. Он, видите ли, сейчас... Вам лучше прийти в другой раз... завтра...

До Лидии не сразу дошло, что сотник со товарищи хорошо выпили и женщине, тем более жене большевика, лучше к нему сейчас не подходить... Но на другой день разговаривать было уже поздно. Местных казаков, караулящих коммунаров, сменили другие, одетые так... Так наверное царские лейб-гвардейцы не одевались: фуражки с малиновой тульей и синим околышем, вместо кокарды зловещие "адамовы головы" - череп и перекрещенные кости, гимнастерки синие с красными погонами, на рукавах красовался вензель "А.А", подпоясаны кавказскими наборными поясами с металлическими бляшками. Завершали этот наряд малиновые шаровары с широкими двойными генеральскими лампасами и высокие, чуть не по колено, сапоги. Такова была летняя форма у казаков атаманского полка, любимого и потому особо лелеемого Анненковым. За этот живописный вид атаманцы пользовались особым успехом у женщин. Степан был обмундирован так же за исключением гимнастерки, вместо нее анненковским офицерам полагалась "ермаковка", особый вид верхней части офицерского мундира сибирских и семиреченских казаков с лацканами, газырями, стоячим воротником и серебряными галунами по краям...

Сотник Решетников объявил, что дает родственникам десять минут на прощание... Лидия кинулась к мужу, за ней дети...

- Не бойся, не плачь... нас в крепость посадят. Ничего, переживем. Деньги у тебя с собой... где спрятала?- тихо, чтобы никто кроме жены не услышал, спросил Василий.

- В пояс зашила,- так же чуть слышно отвечала Лидия.

- В Снегирево больше не возвращайся, там бабы с тебя эти деньги требовать будут, чтобы между семьями всех арестованных разделить. Ты с ребятами где-нибудь здесь пристройся, дождитесь парохода и езжайте в Усть-Каменогорск. Там узнай, где живет агент уездной страховой конторы Бахметьев. Ты должна его помнить, он к нам этой зимой приходил, он должен помочь вам там устроиться. Про меня ему все расскажи, пусть вызволяет. Но про деньги и ему ни слова, на них ты с ребятами жить будешь, и мне передачи носить. Все обойдется, не впервой...