Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами

Иван понимал, что это замедлит продвижение, замедлит сильно, но такой просьбе он отказать никак не мог. Потому маршрут движения вновь был изменен. Если до того планировалось продвигаться на юг вблизи Ишима, то теперь они повернули на восток к Иртышу, а затем на юг вдоль него по земскому тракту Омск-Павлодар-Семипалатинск. Достигнув станиц третьего отдела, полк останавливался в них, отдыхал, а выходил с увеличившимся обозом и отягощенный беженцами. Обоз рос по мере того, как полк переходил из станицы в станицу, от поселка к поселку. Даже, если родня казаков и не хотела покидать родные места, то после рассказов об увиденном на Горькой линии, сразу же собирали пожитки, запрягали подводы, и пристраивались к полку. Когда миновали Павлодар, охваченный паникой от слухов, что на город степью идут несметные полчища красных... Так вот, после Павлодара обоз стал уже куда больше, чем сам полк и вся эта "армада" двигалась черепашьим шагом. Казаки, теперь имевшие в обозе жен, сначала отпрашивались у командиров на ночлег, потом стали уходить и без спроса. Иван закрывал на все это глаза, ибо не имел морального права запрещать. Ведь будь в обозе его Полина, разве не ушел бы он ночевать к ней? Слава Богу, что красные находились еще достаточно далеко, и им удалось-таки, хоть и медленно, но преодолеть самый опасный участок пути без происшествий...

В период с 14-го по 30-е октября судьба колчаковских армий на Восточном фронте была решена - фронт окончательно рухнул, солдаты и казаки начали тысячами сдаваться в плен. Последним организованным сопротивлением белых стали трехдневные бои за Петропавловск, который пытались отстоять части каппелевского корпуса. Но под угрозой окружения многократно превосходящими силами противника они отступили и тридцатого октября красные полностью овладели городом.

Анненков это предвидел. Еще пятнадцатого октября, когда красные только начинали свое решающее наступление, он телеграфировал в Омск, Верховному пространное донесение:

"... Положение всего сибирского фронта сразу облегчится, если Вы прикажете всем армиям отступать на Алтай и в Семиречье. Это богатые хлебом районы, здесь много естественных, удобных для оборонительных боев позиций, и мною наведен должный порядок. Здесь Армия будет спасена... А в холодной и скудной Сибири, где до сих пор не уничтожены красные партизаны, ее ждет гибель...".

Вконец утративший контроль над положением на фронте, Верховный не ответил на это предложение, он боялся оторваться от железной дороги, от помощи союзников, которая фактически прекратилась, надеялся на поддержку чехов, которые уже больше года от прямых столкновений с красными всячески уклонялись. Он отдал приказ отступать на Восток, вдоль железной дороги навстречу суровой сибирской зиме, лютой стужи, голоду, тифу... гибели. Когда стало ясно, что белым войскам в Семиречье предстоит быть отрезанными от основных сил, Колчак отдал приказ об образовании отдельной Семиреченской армии под командованием Анненкова, которому в октябре за ликвидацию "Черкасской обороны" пожаловали орден Святого Георгия четвертой степени и за заслуги перед Российским государством присвоен чин генерал-майора... На этот раз атаман от генеральского звания не отказался. Таким образом, в Северном Семиречье образовался автономный белый анклав с юга подпираемый Туркестанским фронтом красных, а с севера на него вот-вот должны были навалиться передовые части Тухачевского, теснившие колчаковцев уже к столице Белой Сибири, к Омску. И полновластным правителем этого анклава становился тридцатилетний генерал Анненков, которому в дальнейшем предстояло рассчитывать только на себя и действовать на свой страх и риск.

Полк Ивана огромным табором подходил к Семипалатинску. По пути к нему приставали и семьи казаков не из его полка, но также служивших у Анненкова в других частях. Они бежали, ибо знали, что от большевиков пощады в первую очередь не будет семьям анненковцев, причем боялись не столько регулярных частей красных, сколько своих соседей, новоселов из близлежащих деревень, где было много пострадавших в результате карательных рейдов. Анненков когда увидел это "войско" пришел в бешенство. Он, конечно, был доволен, что Иван сохранил полк, благополучно и с минимальными потерями завершил свою миссию, но то что с ним пришло такое количество беженцев: женщин, детей, стариков, многие из которых были увешаны крестами и медалями... Он не сомневался, что беженцы "нанесут" по его свежеобразованной армии тяжкий удар, удар по ее боеспособности, маневренности, мобильности. Ведь только его родная Партизанская дивизия отличалась высоким боевым духом и исполнительностью, прочие же части, вошедшие в состав Семиреченской армии, необходимо еще "приводить в порядок". Атаман, конечно, мог бы это сделать, если бы для этого у него имелось время, а его, увы, противник предоставлять не собирался. Не сдобровать бы Ивану, если бы вслед за ним в Семипалатинск не повалили новые толпы беженцев с Севера, прибывавшие не только на телегах, но и на поездах по железной дороге, на пароходах по еще не скованному льдом Иртышу. Потом в город отступили, также отрезанные от основных сил, части генерала Бегича, на "плечах" которых шли окрыленные успехами красные полки. Остатки стрелкового корпуса, которые привел Бегич, также вошли в Семиреченскую армию, но это были крайне дезорганизованные и малобоеспособные войска. Потому Анненков, определяя им место дислокации, делал все, чтобы не смешивать их со своими основными силами. Атаман понимал, что удержаться в Семипалатинской области, на, в основном, ровных степных просторах, где имеющие большой численный перевес красные легко могут обойти фланги его армии, невозможно. Он отдал приказ об отходе всех подчиненных ему войск, кроме частей Бегича на юг, в Семиречье, где в более гористой, изобилующей озерами местности обороняться гораздо легче. Бегичу же предписывалось отступать по кокпектинскому тракту на Зайсан, и имея за спиной китайскую границу оттуда тревожить красных. Таким образом, остающаяся опять в стороне от основных боевых действий горная Бухтарминская линия отдавалась красным без боя.

В ноябре Семипалатинск лихорадочно готовился к отступлению. Первым делом казнили всех еще томящихся в тюрьме большевиков. Их выводили ночью на Иртыш, на заводи, где уже образовался тонкий лед, разбивали его и там топили. В городе запахло гарью - жгли имущество, которое не могли увезти...

Страховой агент Бахметьев прибыл в Усть-Бухтарму в начале ноября. Для вида он посетил несколько домов, где раньше страховал имущество, предупредил, что в связи с непонятной политической обстановкой контора временно закрывается. Потом направился в станичное правление, где его ждал станичный атаман... По истечении четверти часа разговора с глазу на глаз Тихон Никитич тяжело задумался над непростым предложением, поступившим от гостя: