Юрис Леон - Суд королевской скамьи

Адам на мгновение закрыл глаза, судорожно втянув в себя воздух. У него было ощущение, что все слова доносились до него каким-то отдаленным эхом, отражающимся от стен зала.

— Ну? — повторил Баннистер.

— При аппендиктомии, при иссечении грыжи, при лапаратомии, при полостных операциях ниже срединной линии тела.

— Вы свидетельствовали, что к такой методике вас заставляло прибегать, кроме вашей приверженности пункциям, и отсутствие достаточного количества обезболивающих средств.

— У нас почти ничего не было.

— Я вижу, что за месяц, предшествовавший дате 10 ноября 1943 года, и в течение последующего месяца вы провели почти сто подобных полостных операций, девяносто шесть, если быть точным. И у меня есть все основания считать, что в девяноста из них вы предпочитали прибегать к общему наркозу, а во всех остальных случаях, включавших в себя, скажем, вскрытие нарывов, вы пользовались обширным обезболиванием, что говорит о наличии медикаментов для общего наркоза и о присутствии анестезиологов.

— Если так утверждают записи...

— И я вижу, что вы прибегали к методике спинномозгового обезболивания только в пяти процентах случаев полостных операций на нижней части тела из общего списка ваших операций и что при каждой такой операции вы отмечали в графе примечаний, что делалась предварительная инъекция морфия, — но только не в тех случаях, когда операции проводились в пятом бараке.

Адам снова углубился в перелистывание страниц журнала и, просмотрев их, лишь пожал плечами.

— Я считаю, — продолжал загонять его в угол Баннистер, — что вы лгали суду, говоря о вашем пристрастии к спинномозговому обезболиванию, потому что на самом деле ему подвергались только евреи в пятом бараке и потому что, как я предполагаю, вы испытывали особое удовольствие, видя их мучения.

Хайсмит поднялся было, но сел, не проронив ни слова.

— А теперь давайте выясним еще одну деталь, прежде чем обратимся к ночи на десятое ноября. Будьте любезны взглянуть на третью страницу журнала, где вы можете увидеть имя Эли Яноса, который был кастрирован по обвинению в краже. Вспоминаете ли вы процедуру опознания в суде магистрата на Боу-стрит восемнадцать лет назад?

— Да.

— И Эли Янос не смог опознать вас, хотя утверждал, что видел лицо хирурга без маски. Можете ли вы прочесть нам имя того хирурга?

— Доктор Лотаки.

— И если бы на его месте стояли вы, который также проводил подобные операции, вам бы пришлось вернуться в Польшу и предстать перед судом как военному преступнику. И вы понимаете это, не так ли?

Адам взмолился о перерыве, но Энтони Гилрой не счел возможным пойти ему навстречу.

— А теперь будьте любезны открыть журнал на странице триста два и сообщите милорду и присяжным, какая там обозначена дата.

— 10 ноября 1943 года.

— Она начинается с вытатуированного номера 109834 и имени Менно Донкера, вслед за которым прочтите нам, пожалуйста, имена и номера всех остальных пятнадцати человек.

После долгого молчания Адам стал читать ровным моиотоииым голосом:

— 115490, Герман Паар, 114360, Яан Перк, 115789, Хане Хассе, 115231, Хендрик Боомгартен, 115009, Эдгар Биитс, 115488, Бернард . Холст, 13214, Даниэль Дубровский, 70432, Иолана Шорет, 70433, Сима Галеви, 70544, Ида Перетц, 70543, Эмма Перетц, 116804, Хелена Бланк-Имбер, и 116805...

— Я не расслышал последнего имени.

— Тина.

— Тина Бланк-Имбер?

— Да.

— Я представляю вам имена и вытатуированные номера десяти из тех лиц, которые давали показания в суде. Даже учитывая, что некоторые имена были сменены на еврейские их варианты, и смену фамилий после замужества, готовы ли вы согласиться, что это те же самые люди?

— Да, — прошептал Кельно еще до того, как,помощник положил перед ним лист бумаги с именами.

— Есть ли в журнале какие-то записи, что им предварительно, давали морфий?

— Должно быть, забыли записать.

— Так есть они или нет?

— Нет.

— Кто выступал в роли хирурга? Чья подпись стоит под четырнадцатью операциями?

— Доктор... — раздался стон Терри с балкона.

— Я предполагаю, что там стоит подпись Адама Кельно.

Подняв на долю секунды глаза, Адам увидел, как молодой человек покидает зал суда.

— И что написано в графе примечаний против имен Тины Бланк-Имбер и Бернарда Холста?

Адам покачал головой.

— Там говорится «скончались той же ночью», не так ли?

Адам вскочил на ноги.

— Неужели все вы не видите, что я жертва нового заговора против меня! Когда скончался Тесслар, они прислали Соботника, чтобы затравить меня! Они хотят меня, уничтожить! Они никогда не оставят меня в покое!

— Сэр Адам, — тихо сказал Баннистер, — я хотел бы напомнить вам, что именно вы и никто иной потребовали возбуждения этого дела.

36

Оправив мантию, сэр Роберт повернулся лицом к присяжным — усталый, выжатый до последней капли человек, измученный борьбой с тем, что составляло суть его существования, и в то же время английский юрист, обязанный до последнего издыхания бороться за своего клиента. Привычно качнувшись с пятки на носок, он поблагодарил членов суда присяжных за их терпение, а затем напомнил ход слушания, делая особый упор на явных противоречиях между тем, что было в тексте «Холокауста», и тем, что на самом деле происходило в Ядвиге.

— Мы встречаемся в книге с противоречивым утверждением о пятнадцати тысячах операций, которые проводились без наркоза. На это мог пойти только маньяк. Но мы уже убедились, что сэр Адам Кельно— далеко не маньяк, а обыкновенный, нормальный человек, оказавшийся в этой дикой обстановке. Он олицетворение того трагического положенному котором в этих ужасных обстоятельствах мог оказаться любой из нас.

Мы, жители Англии, мысленно все время пытаемся представить себе тот кошмар, царивший в Ядвиге. До нас доходили какие-то ужасные слухи, но могли ли мы полагаться на них? Могли ли мы представить себе и понять, что могут сделать с обыкновенным человеком... с таким, как вы или я? Смогли бы мы выстоять и выжить в Ядвиге?

Я думаю об экспериментах доктора Фленсберга, убивавших волю личности. Какое напряжение в силах вынести человек, прежде чем он будет сломлен силой зла? Любой из вас, кому довелось пережить удар током, не в силах забыть этого потрясения.

Попробуйте представить себе, досточтимые члены суда присяжных, что сейчас вы сидите не на местах для суда, а, привязанные к стулу, смотрите в лицо человеку, рядом с которым вы провели все последние месяцы. Перед вами ряд выключателей, и я приказываю вам нанести удар током вашему соседу. Какое напряжение мог бы вытерпеть каждый из вас, прежде чем протянул бы руку к выключателю? Уверены ли вы, что у вас нашлось бы мужество вынести такую пытку?

Представьте себе эту картину, попробуйте все представить ее. Вас нет здесь. Нет ни журналистов, ни адвокатов — нет никого. Вы привязаны к стулу, и судороги рвут и сотрясают ваше тело. Напряжение повышается, и вы кричите от невыносимой боли! Еще один удар, и вы чувствуете, как боль пронзает ваши зубы, ваши глаза, половые органы, каждую клеточку тела, и вы содрогаетесь в конвульсиях; из ушей, носа и рта у вас идет кровь, и в невыносимой агонии вы молите о пощаде.