Юрис Леон - Суд королевской скамьи

— Есть и другие факторы, — продолжил Левин. Кельно пользуется высокой репутацией. Камнем преткновения станет фактор денег. С формальной точки зрения, в силу вашего с ним контракта, мистер Шоукросс не может быть подвергнут обвинению в клевете. Тем не менее, если он будет признан соответчиком и приговор будет не в вашу пользу, Кельно первым делом возьмется за Шоукросса, потому что его деньги находятся в Англии. И приговор может ввергнуть мистера Шоукросса в исключительно тяжелое положение.

В настоящий момент Ричард Смидди готов пойти на какое-то приемлемое решение. Но даже если мистер Шоукросс выйдет из этого дела, возмещение убытков , и изъятие из продажи тридцати тысяч экземпляров «Холокауста» нанесет ему тяжелый удар. Но в таком случае он сможет вступить в партнерство. Мой внутренний голос подсказывает, что Кельно хочет публичной реабилитации больше, чем денег, и с достаточным основанием можно предположить, что в конце концов он готов ограничиться только вами. Если вы пойдете на принцип и проиграете в Англии дело, он возьмется за двадцать зарубежных издателей, перед которыми вам придется нести большую ответственность.

— То есть вы советуете мне пойти на мировую?

— Да.

— Отлично, — сказал Эйб. — Я бы хотел нанять вас в качестве своего адвоката.

Левин улыбнулся и кивнул.

— А теперь, поскольку вы мой адвокат, я вас увольняю, — сказал Эйб и покинул библиотеку.

6

Я не могу жить без своего мотоцикла. На могу жить без ветра, который бьет мне в лицо на скорости сто миль в час. Я не могу жить без своих детей. Бен — это человек без нервов. Поэтому он и стал отличным летчиком. Бен всегда спокоен, а Ванесса — воплощение нежности. Даже пребывание в израильской армии не заставило ее измениться..

Я люблю Лондон. Даже сейчас я чувствую исходящую от него теплоту. Я храню в памяти каждую улочку Мэйфера.

В моей следующей жизни я обязательно буду англичанином. Нет, я буду великим поэтом и драматургом из Уэльса. Я завоюю Лондон, и передо мной откроются все театры Вест-Энда. У меня будет обалденная квартира в Челси, где я возобновлю обычай отчаянных гулянок, на которых буду читать свои стихи и перепивать всех присутствующих.

Вот этого я и жду в своем новом перевоплощении, Господи. А в этой жизни, я, Абрахам Кэди, еврей, который пишет книги, — и присмотрись ко мне внимательней, Боже. Я слишком много пью. Я десятки миллионов раз прелюбодействовал. Я соблазнял чужих жен. А теперь серьезно, Господи, — неужели ты принимаешь меня за одного из братьев Христа? Тогда почему же так стараешься пригвоздить меня к одному из твоих проклятых крестов?

Почему меня?

Я был честен в своей профессии. Ты видел контракт, который я подписал, чтобы сделать эту чертову книгу? И неужели из-за того, что у меня на счете в банке завелось несколько долларов, меня стоит размазать по стенке?

Господи, как бы я хотел, чтобы тут были мои ребята. И еще я хотел бы быть валлийцем.

— Ладно, — сказал Эйб. — Сдаюсь. Где я?

— В моей квартире, — сказала женщина.

— Это Сохо или Челси?

— Ни то ни другое. Вест-Энд, Беркли-сквер.

— Потрясающе.

Сделав усилие, Эйб пришел в себя и, водрузив на глаз повязку, обвел взглядом окружающую его обстановку. Спальня была образцом богатства и хорошего вкуса. Женщина... ей было лет сорок пять, хорошо сохранившаяся, красивая, изнеженная. Густые темные волосы и большие карие глаза.

— Между нами что-нибудь было? То есть, я хочу сказать, не принимай это так близко к сердцу, но у меня все вылетело из головы, когда я перебрал.

— Ты вообще ни на что не был способен.

— Где ты подобрала меня?

— В «Бенгал-клубе». Ты сидел, забившись в угол. В первый раз в жизни я видела человека, который сидит, глядя на меня, и ничего не соображает. Поэтому я спросила у своего спутника, кто этот забавный человек с единственным, налитым кровью глазом, и он сказал — ну как же, это знаменитый писатель Абрахам Кэди, и тут уж просто нельзя было оставлять в таком положении Абрахама Кэди, который сидит в полной отключке, и его единственный глаз горит, как стоп-сигнал.

— Господи, ну и забавное ты существо.

— Откровенно говоря, кое-кто из наших общих друзей посоветовал мне позаботиться о тебе.

— Что за друзья? — с подозрением спросил Эйб.

— С Ту Палас Грин.

При упоминании адреса посольства Израиля Эйб посерьезнел. В своих поездках он всегда знал, как связаться с «друзьями», и «друзья» знали, как войти с ним в контакт. Но чаще всего эти встречи носили непрямой характер.

— Кто ты? — спросил Эйб.

— Сара Уайдмен.

— Леди Сара Уайдмен?

— Да.

— Вдова лорда Уайдмена — Лондонское отделение Друзей Еврейского университета, Друзей Техниона, Друзей института Вейцмана?

Она кивнула..

— Мне бы хотелось еще раз увидеть тебя — при более благоприятных обстоятельствах.

Она тепло и нежно улыбнулась ему.

— Чем бы тебе хотелось сейчас наполнить животик?

— Апельсиновым соком. Не меньше галлона.

— Ты найдешь полный ассортимент в ванной комнате для гостей.

— Неужто все это было приготовлено для моего приема?

— Никогда не знаешь, когда натолкнешься на писателя в разобранном состоянии.

Эйб окончательно пришел в себя. Ванная комната представляла собой образец совершенства, особенно для любовников. Мужчина мог найти в ней абсолютно все, что необходимо. Бритва, лосьон после бритья, новая зубная щетка, таблетки «алка зельцер», тальк, мягкий купальный халат, домашние туфли и дезодорант. Эйб стал возвращаться к жизни.

Леди Уайдмен отложила «Таймс», очки на тонкой золотой цепочке повисли на ее высокой груди. Она налила Эйбу стакан апельсинового сока.

— Так в чем дело, леди Сара?

— Наши друзья глубоко убеждены, что Кельно повинен во многих грязных деяниях, имевших место в Ядвиге. Они осведомились у меня, не могу ли я заняться этим делом. Я довольно активно участвую в делах Еврейского общества.

— Надо сказать, Сара, что и у меня возникла проблема.

— Да, я знаю о ней. Тебе что-то говорит имя Джейкоб Александер?

— Только то, что он довольно известный еврейский юрист в Лондоне.

— Он принимает большое участие в делах еврейской общины. И он очень заинтересован, чтобы ты тоже принял в них участие.

— Зачем? Евреи ищут нового мученика?

— Похоже, что появится интересное новое свидетельство.

«Бентли» леди Уайдмен обогнул Линкольн-инн-Филдз, одну из самых больших площадей в Европе. По ней разгуливали юные медицинские сестры из Королевского хирургического колледжа, используя полуденное время, чтобы размяться и покидать мяч, а врачи, заняв травяные корты, играли пара на пару. На парапете, опоясывавшем Сирл-стрит, еще были видны следы турникетов, которые преграждали путь коровам, желавшим попастись на лужайках Холборна.