Юрис Леон - Суд королевской скамьи

— Я протестую, — вскочил сэр Роберт.

— Протест принимается.

— Какая судьба постигла капрала Креммера? — продолжал настаивать Баннистер.

— Возражаю, милорд. Мой ученый коллега явно пытается обвинить сэра Адама в том, что он был сознательным сообщником. Он не был нацистом и не по своей воле принимал участие в этой деятельности.

— Смысл моего вопроса, милорд, полностью отвечает сути дела. Я высказываю предположение, что все эти операции представляли собой часть экспериментов, являясь не чем иным, как экспериментальной хирургией. Другие были приговорены к повешению за участие в данных экспериментах, и я хочу доказать, что доктор Кельно мог и отказаться от проведения их, но он старался обеспечить себе освобождение из лагеря.

Гилрой задумался.

— Всем нам в настоящее время известно, что капрал СС Креммер был повешен. Но я прошу присяжных воспринимать данную информацию с предельной осторожностью. Вы можете продолжать, мистер Баннистер.

Сэр Роберт медленно опустился на место, пока Баннистер благодарил судью.

— Итак, перед вами в операционной прошло не менее двух дюжин человек, и вы видели, к каким результатам приводит жесткое облучение.

— Да.

— И вы также сообщили, что капрал Креммер был не очень опытным специалистом, в результате чего вы опасались возникновения раковых опухолей. Это вы говорили?

— Да, говорил.

— А теперь, доктор Кельно, давайте предположим, что облучал не капрал Креммер, а гораздо более опытный рентгенолог. Существовала бы в данном случае опасность поражения яичников и яичек.

— Боюсь, что не понимаю вашего вопроса.

— Ладно, давайте уточним его. Каждое из мужских яичек находится в своем отделении, на расстоянии около дюйма друг от друга. Так?

— Да.

— А женские яичники отстоят друг от друга на расстоянии примерно в пять или семь дюймов.

— Да.

— Я могу предположить, что в том случае, если половые железы подвергаются облучению не очень опытным техником, соседствующее яичко или другой яичник также будут поражены. Вы свидетельствовали, что видели следы больших ожогов и вас это беспокоило.

— Да.

— В таком случае, если вы боялись возникновения раковых опухолей, почему же вы не ампутировали оба яичка? Разве это не было бы в интересах пациента?

— Не знаю. Я хочу сказать, мне давал указания, что делать, доктор Восс.

— Я предполагаю, доктор Кельно, что мысль о ссылке на опасность рака впервые пришла вам в голову, когда вы находились в Брикстонской тюрьме, ожидая выдачи Польше.

— Это неправда.

— Я предполагаю, что состояние здоровья пациентов совершенно не волновало вас; в противном случае вы не оставляли бы пораженное, по вашему мнению, раком второе яичко. Я предполагаю, что вы все это выдумали значительно позже.

— Я этого не делал.

— Тогда почему же вы не устраняли весь пораженный участок?

— Потому что за спиной у меня стоял Восс.

— Не является ли фактом, что Восс несколько раз говорил вам и доктору Лотаки, что, если вы будете проводить для него эти операции, он сможет забрать вас из Ядвиги?

— Конечно, нет.

— Могу предположить, как психологически трудно вам было оперировать человека, страдающего от ожогов после облучения. Что вы можете сказать об этом?

— Да, трудно было бы в Лондоне, но не в Ядвиге.

— Без морфия?

— Говорю вам, я использовал морфий.

Баннистер внезапно сменил тему.

— Когда вы впервые встретились с доктором Тессларом?

Упоминание имени Тесслара потрясло Кельно; у него стали влажными ладони и по коже поползли мурашки. Сменились стенографисты. Было слышно тиканье часов.

— Я думаю, подошло время сделать перерыв, сказал судья.

Потеряв немалую долю тога впечатления, которое он произвел сначала, Адам Кельно покинул свидетельское место. Теперь уж он никогда не будет столь легкомысленно относиться к Томасу Баннистеру.

7

Неизменный порядок вещей продолжал сохраняться. Сэру Адаму Кельно пришлось пересечь Темзу, чтобы провести ленч у себя в доме, пока его советник вкушал ленч за своим столиком в частном клубе.

В таверне «Три бочки» на Ченсери-лейн наверху был небольшой отдельный кабинет, где и расположились Эйб и Шоукросс вместе со спутниками, которые присоединились к ним в зале суда. Меню в «Трех бочках» состояло из привычного лондонского набора: ломтиков холодной говядины, салата, яиц всмятку и омлета, мяса и зелени. Объяснив бармену, как готовить настоящий холодный сухой мартини, было очень приятно убедиться, что он усвоил урок. На нижнем этаже по двое и по трое эа столиками размещались молодые адвокаты, секретари судов, студенты и бизнесмены, все они знали, что наверху Абрахам Кэди, но в соответствии с британскими обычаями не позволяли себе надоедать ему.

И так шло каждый день. Суд начинался в десять утра и длился до перерыва в час, после чего возобновлялся с двух до половины пятого.

Оправившись после первого столкновения с Баннистером, Адам Кельно решил, что более или менее удачно отбился от брошенных в его адрес обвинений и большого урона не понес.

— Итак, доктор Кельно, — после перерыва начал Баннистер, подчеркивая каждое слово, хотя сначала его голос звучал ровно, даже монотонно. — Перед перерывом вы сказали нам, что впервые встретились с доктором Тессларом, еще будучи студентами.

— Да.

— Каково было население Польши перед войной?

— Больше тридцати миллионов.

— И сколько из них было евреев?

— Примерно три с половиной миллиона.

— Некоторые из них жили в Польше уже много поколений... столетиями.

— Да.

— Существовали ли студенческие общества на медицинском факультете Варшавского университета?

— Да.

— И являлось ли фактом положение дел, при котором, в силу антисемитских воззрений офицеров, аристократии, интеллигенции и представителей высших классов, еврейские студенты не могли стать членами таких обществ?

— У евреев были свои союзы.

— Предполагаю, лишь потому, что им был закрыт доступ во все прочие.

— Вполне возможно.

— Не является ли также установленным фактом, что еврейским студентам отводились лишь задние места в аудиториях и они подвергались иной социальной сегрегации как в среде студентов, так и в целом в Польше. И не является ли установленным фактом, что студенческие союзы громогласно объявляли себя свободными от евреев, участвовали в разгроме еврейских магазинов и иными способами преследовали их?

— Таковы были условия жизни, которые были созданы не моими руками.

— Но их создавали поляки. Польше был свойствен антисемитизм, который проявлялся и в отношениях, и в действиях, не так ли?

— Да, в Польше существовал антисемитизм.

— И, будучи студентом, вы активно. участвовали в его проявлениях?