Мортеза Каземи - Страшный Тегеран

Когда утром они подходили к своему дому, шахзадэ К... сходил с крыльца, чтобы сесть в коляску и куда-то ехать. Он был до крайности расстроен и встревожен и тем, что Сиавуш не ночевал дома, и тем, что обручение расстроилось.

Он говорил сам с собой:

«Что же это такое? Почему? И нужно же было такому случиться!»

Увидев Сиавуша, он обрадовался.

— Ты где же это был?

Сиавуш растерялся. Мохаммед-Таги, видя, что он не знает, что ответить, поспешил на выручку. Выступив вперед, он доложил:

— После вчерашнего события ага чувствовали себя так плохо, что я счел необходимым, ради их здоровья, отвезти их за город немного рассеяться.

шахзадэ К... сказал, что он едет справиться о здоровье Мэин и что было бы очень хорошо, если бы Сиавуш поехал с ним. Но Сиавуш отговорился нездоровьем и обещал, если найдет время, съездить вечером лично.

Через два часа шахзадэ вернулся и сообщил, что здоровье Мэин не лучше: доктор говорит, что она вряд ли скоро поправится, следовательно, свадьба пока невозможна.

Сиавуш не сказал ничего и не выказал печали. Внутренне он был доволен тем, что может на свободе предаваться своим занятиям.

— Но, во всяком случае, ты, как жених, обязан съездить лично к отцу своей невесты справиться о ее здоровье.

Сиавуш обещал.

И вечером, в два часа до захода солнца, он, снова усевшись с Мохаммед-Таги в коляску, отправился в дом Ф... эс-сальтанэ.

Он увидел Ф... эс-сальтанэ в саду перед домом. Тот шагал взад и вперед в чрезвычайной задумчивости и тревоге. Увидев Сиавуша, он принудил себя улыбнуться.

— Удивительно, — сказал он, — как это вы пожаловали?

Сиавуш-Мирза почтительно поклонился господину Ф... эс-сальтанэ и пошел за ним в дом.

Несколько пристыженный, Сиавуш спросил о здоровье Мэин. Ф... эс-сальтанэ быстро ответил:

— Здоровье не очень плохое, только доктор велел ей быть на свежем воздухе и переменить климат. Я отправил ее в Шимран. Там, в Джафарабаде, у меня сад, там она и будет жить.

— Ханум тоже изволили уехать? — спросил Сиавуш.

— Да, мать с ней, — ответил тот. — Но я так занят, что не могу туда поехать.

В это время вошел Реза-Кули с серебряным подносом, на котором лежали две визитные, карточки.

Ф... эс-сальтанэ не мог понять, что могло быть нужно сейчас Али-Реза-хану, но все-таки велел просить.

Вошли Али-Реза-хан и Али-Эшреф-хан. Пожали руки Ф... эс-сальтанэ и Сиавушу.

Ф... эс-сальтанэ сказал, указывая Али-Реза на Сиавуша:

— Вы, вероятно, не знакомы?

Али-Реза смотрел на Сиавуша и не мог припомнить.

— Рекомендую, Сиавуш-Мирза, сын шахзадэ К... и мой будущий зять.

При этой рекомендации с губ Али-Реза-хана и Али-Эшреф-хана сорвались сочувственные восхищенные восклицания:

— Вот как! Машалла! Машалла!

Обратившись к Сиавушу и указывая на братьев, Ф... эс-сальтанэ сказал:

Господин Али-Реза-хан, следователь шестого следственного отделения суда, превосходнейший молодой человек, образованнейший. А это их брат.

Выкурив папиросу, Али-Реза сказал:

Как я вам уже докладывал по телефону, пять дней тому назад я приговорил того человека к шести месяцам заключения в темной камере и к ста ударам плетьми. Вчера наказание приведено в исполнение.

Ф... эс-сальтанэ сказал:

— К несчастью, я вчера, в связи с нашим неудавшимся обручением, был так занят, что не мог приехать посмотреть. А уж как мне хотелось хоть в коляске мимо проехать. Не мог!

— А мне посчастливилось, — сказал Али-Эшреф-хан. — Я был. Ну, и зрелище же было! В особенности, когда эта женщина появилась. Плачет, говорит: «Мой сын, мой Джавад! Сон мой был верен». И только это она подошла, как один ажан, — нет, это нужно было видеть! — как даст ей в бок прикладом и сшиб ее с ног... Ну, прямо замечательно было, как она бежала и как он ее свалил. Просто огромное удовольствие. Я так смеялся, что не мог удержаться, чтобы не похлопать.

Ф... эс-сальтанэ это так понравилось, что он позабыл горе, которое причинила ему болезнь Мэин и весело рассмеялся.

Али-Эшреф-хан продолжал:

— А еще смешнее было, когда этого Джавада развязали. Ну, совсем как тряпка, прибитая к стене, когда из нее гвозди вытащат, так и грохнулся на землю. Все очень смеялись и аплодировали. А еще говорят, что персы ленивы и нелюбопытны. Вот совершеннейшая чепуха!

Ф... эс-сальтанэ сказал:

— Я немножко не понимаю. С Джавадом что-нибудь случилось?

— Нет, ничего! Просто в обмороке был, — объяснил Али-Эшреф-хан.

Ф... эс-сальтанэ громко смеялся.

— Так ему и надо. Ха-ха! Вот говорят: человеку воздаяние на том свете по делам его. А, оказывается, на этом-то свете гораздо скорее воздается по делам.

— Да и еще как! — сказал Али-Эшреф-хан. — Его, говорят, отправили в больницу. И долго там пролежит. Так что даже в темную камеру не попадет.

Это обстоятельство господину Ф... эс-сальтанэ не понравилось.

— Вот времени только у меня нет, но так или иначе, я обязательно напишу раису назмие, чтобы срочно посадили его в темный карцер да, если можно, чтобы давали ему пищу без соли.

На этом разговор о Джаваде закончился. Сиавуш, не зная ничего о Джаваде, молчал.

Али-Реза-хан спросил:

— Вы изволили сказать, — обручение не состоялось? Что же такое случилось?

— Да, — сказал Ф... эс-сальтанэ, — вчера должен был состояться агд моей дочери, но, к сожалению, с ней случился припадок, и доктор сказал, что придется агд на некоторое время отложить.

Али-Реза-хан сказал:

— Цель нашего прихода, ага, поговорить с вами об одном человеке, который предъявил брату нелепое требование. Это имеет некоторое отношение и к вам.

Ф... эс-сальтанэ выразил готовность слушать.

Тогда заговорил Али-Эшреф-хан.

— Да... Видите ли. Дня три тому назад пришел ко мне один человек и начал меня расспрашивать: что вы делаете, чем занимаетесь, какой пост занимали в Исфагане, что делали раньше? Человека этого я не знаю, поэтому спрашиваю его, что, собственно, он имеет в виду. А он вдруг без всякого стыда, точно речь шла о каком-нибудь справедливом деле, наплел на меня всяких обвинений и говорит: «Я тебя опозорю, осрамлю».

— Как это так? — спросил Ф... эс-сальтанэ, — да что он, сумасшедший, что ли? Наверное, так.

— Да, должно быть, сумасшедший, — сказал Али-Эшреф-хан. — Ну, я хотел позвать лакея и приказать выгнать его из дому, но обвинения его были так смехотворны и, кроме того, он вел себя так нахально, что я воздержался. Думаю, сначала узнаю, в чем дело? А он все говорит и говорит и без малейшего стыда называет меня по-всякому. Наконец, говорит, что, если я хочу избавиться от позора, я должен принять его условия. Я спрашиваю, что должен сделать, а сам про себя смеюсь, конечно. Он и говорит: «Вы должны заставить вашего брата, Али-Реза-хана, прекратить следствие об одном несчастном и ни в чем неповинном молодом человеке и объявить его свободным». Я говорю себе: «Нет, этот человек совершенно безумен». Но, так как он все-таки тихий помешанный, то, думаю, расспрошу еще. И спрашиваю: «Хорошо, а если я этого не сделаю, ты что сделаешь?» А он как закричит: «Я, — говорит, — по всему городу объявлю о твоей подлости. Я, — говорит, — жестоко тебе отомщу».