Решад Гюнтекин - Мельница

Все было бы ничего, если бы газеты пели единым хором, так сказать, в унисон. Эпидемия милосердия в конце концов завершила бы свой естественный круг и за одну-две недели сошла бы на нет. Однако из Сарыпынара перестала поступать та пища, которая могла хоть как-то накормить голодную прессу, и это осложнило и запутало дело до чрезвычайности. Газеты стали опровергать друг друга, уличать во лжи, обвинять в преувеличениях, которые якобы встречались в телеграммах и сообщениях корреспондентов с мест, — писались-то они, надо думать, в редакциях или кофейне «Месеррет». Некоторые газеты, опоздавшие сообщить о случившемся, сначала для очистки совести усомнились в размерах катастрофы, а потом попробовали даже отрицать самый факт землетрясения. Борьба между газетами с каждым днем становилась все ожесточеннее. Особенно старались «Глас истины» и «Голос народа», чья перепалка уже напоминала драку кошки с собакой.

Рыфату сильно нагорело от председателя городской управы и каймакама, по этой причине он два дня не отвечал на сыпавшиеся, словно из рога изобилия, телеграммы своей газеты и только на третий день сообщил, что «служба препятствует его журналистской деятельности» и потому он просит уволить его с поста корреспондента. А вот рябого Ресми ничем нельзя было пронять. В Сарыпынаре у него действовала целая сеть информаторов, состоявшая из близких друзей; от них он подучал ежедневно сообщения, которые затем разукрашивал умелой рукой и отсылал в «Голос народа». И поскольку недовольного начальства у него в санджаке не было и никто против его писаний не возражал, дела у Ресми шли отлично.

«Глас истины» понимал, что добытая им лакомая кость упущена. В бессильной злобе он пробовал огрызаться на «Голос народа», перехвативший у него добычу, но скоро утешился, найдя себе новую тему: «Реакционные силы Сарыпынара препятствуют журналистам посылать достоверные сведения. Кто они — эти ретрограды?» Из этой темы газета постаралась извлечь для себя максимум пользы.

Когда согласие в прессе нарушилось, вызвав среди жителей столицы опасное брожение умов, нашлись здравомыслящие люди, которые решили вмешаться. Они обратились к властям и посетовали на то, что до сих пор не опубликовано «официальное сообщение», — только оно могло рассеять сомнения и опровергнуть ложные слухи.

Это пожелание было немедленно доведено до сведения министра внутренних дел.

— Ах, мой дорогой, газетчики только и умеют, что врать!.. — возразил министр докладывавшему советнику. — Все это выдумки проходимцев… У меня столько забот! Неужели я еще должен считать, сколько в Сарыпынаре разрушено домов, сколько человек ранено? Да дайте сообщение, и дело с концом.

— Я тоже так думал… Только…

Министр улыбнулся.

— Только что мы сообщим? Вы это хотели спросить? Надо тотчас же послать шифровку губернатору — что он там, заснул, что ли? А пока от него поступит ответ, займитесь этим делом. Надо, пожалуй, сообщить так… Комиссия по оказанию помощи в настоящее время работает, работает в полную силу и даже сверх сил… И добавьте еще, что дня через два мы сможем дать самое подробное сообщение. И еще, как бы не забыть: следует немного помочь уезду деньгами. Чтоб нам не было стыдно…

Мутасарриф Хамид-бей только что уснул. Первый раз за три ночи. И несмотря на это, звонок у парадной двери первым разбудил именно его. Он уселся на постели и, закрыв лицо руками, простонал:

— Неужели опять что-нибудь стряслось?

Его супруга, страдавшая уже несколько лет нервными припадками, последнее время находилась в чрезвычайно возбужденном состоянии, беспрестанно впадала в истерику и даже пробовала повеситься на поясе от халата. Спасибо, железный крюк, на котором держался полог, кровати, сломался…

Но Хамид-бей был уверен, что в следующий раз она найдет крючок покрепче и все-таки покончит с собой.

Мутасарриф был типичным сановником из Высокой Порты. За пределы Стамбула он впервые выехал только после провозглашения конституции, а пошел ему тогда уже шестой десяток. Он был человеком со странностями, так, например, ничего, кроме молочного киселя, в рот не брал, только тем и существовал. Этот кисель ему готовила собственноручно его старая нянька и кормилица Налан- калфа.

После безоблачного житья в загородной вилле под Стамбулом санджак в Анатолии показался вновь назначенному начальнику округа чуть ли не далеким Физаном, богом забытым краем, куда раньше ссылали преступников. Вот уже четыре года прозябал он здесь, испытывая телесные и духовные муки. А тут еще нервы супруги… Никаких сил не хватает: ну прямо как в сумасшедшем доме… Хамид-бей со слезами вспоминал дачные пригороды старого Стамбула и проклинал тех, кто послал его сюда. К этим проклятиям обычно присоединялась жена. Она начинала проклинать его самого, а распалясь, швыряла в голову бедняги мужа чернильницы, портсигары и прочие тяжелые предметы…

Семейные скандалы угнетающе действовали на Хамид- бея. По правде говоря, состояние здоровья мутасаррифа в эти дни было куда хуже, чем у его подруги жизни. Но разве будешь думать о себе, когда жена устраивает ежедневные представления?!

— Что-то произошло!.. Я знаю… Вы от меня скрываете!.. — причитал мутасарриф, трясясь от страха.

— Не волнуйся, бей-эфенди! Господь бог не допустит… Уж коли госпожа и сделает что с собой, так разве об этом с улицы прибегут докладывать? Ну, ну, не надо! Бог милостив! — успокаивала его Налан-калфа.

И хотя у бедняги в голове все смешалось, он понял, что слова старой няньки не лишены здравого смысла, и смущенно замолчал.

Как выяснилось, звонил посыльный с телеграфа, принесший шифровку от губернатора.

— Хвала аллаху, тебя переводят в Стамбул! — радостно воскликнула Налан-калфа.

— Дождешься такого счастья! Конституционное правительство, верно, уморить меня здесь решило! — проворчал мутасарриф.

Хамид-бей очень любил шифровать арабские буквы и с увлечением разгадывал ребусы и кроссворды. Он и служебные телеграммы расшифровывал только сам, а порой, забавы ради, записывал шифром знаменитые двустишия. Ключ шифра он знал на память и телеграмму губернатора прочел легче, чем обычное письмо. Послание начиналось грозно. От мутасаррифа требовали объяснения, почему до сих пор не получен подробный отчет о землетрясении в Сарыпынаре. Далее говорилось о том, что возникли кривотолки и сплетни, явно преувеличивающие размеры бедствия и тем самым вызывающие бессмысленную и опасную тревогу среди населения. И, наконец, ему предписывалось немедленно выехать в Сарыпынар и обо всем, что он будет узнавать там, через каждый час доносить губернатору…

Не ежедневно, а ежечасно!..