Марк Полыковский - Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне)

Трудное задание удалось наполовину выполнить. До ворот осталось каких-нибудь пять метров. Вдруг створки сами распахнулись, и в проеме, освещенная молочными проблесками рассвета, показалась могучая фигура самого Хаита-курбаши. Он был обнажен до пояса, синие шаровары перехвачены цветным кушаком, на ногах яркие желтые сапоги, на голове тюбетейка, обмотанная красной тряпкой, в руках маузер.

Появление курбаши было неожиданным и непонятным. Возможно, он хотел привлечь на себя бойцов и в гуще ударить по ним из пулемета, который был укрыт за воротами. Ребята действительно вскочили, но не кинулись на курбаши, а лишь метнули ручную гранату. Брошенная в спешке, она не попала в цель и, ударившись о косяк, разорвалась. Осколки поразили насмерть двоил красноармейцев. У ворот завязалась борьба. А в это время вторая группа бойцов обошла курганчу, шашками прорубила дыру в дувале и пробралась внутрь двора. Никому из банды Хаита-курбаши уйти не удалось. Полегли в собственной крепости. Она запылала, словно костер, извещая Кужело, что путь к Кудашу и Яйпану открыт. Сам Богомолов повел свой эскадрон на соединение с основными вилами. Однако соединиться не удалось. Он только подоспел на выручку к отряду конной милиции, участвовавшей в операции, и попал под удар банды второго сподручного Исманкула — головореза Карабая-курбаши. Пулеметы эскадрона облили басмачей свинцом. Банда отхлынула и пугливо метнулась к дальним холмам.

Вот тут-то и нужна была решающая атака, чтобы добить врага. Она началась, но не завершилась. Помешала басмаческая пуля, пущенная в командира Кужело.

Рассказывали, что Эрнест Францевич не захотел оставить седло. Когда перевязали рану, он снова сел на коня. Мертвенно-бледное лицо его окаменело, скрывая ужасные страдания, причиняемые раной. Он не стонал. Но губы посинели, даже почернели от напряжения. И все-таки он ехал. Ехал впереди отряда как командир.

Он не мог упасть. Стремя в стремя, рядом, следовали товарищи и не давали ему даже качнуться. На пол пути до Коканда силы истощились. Приходит минута, когда человек перестает владеть собой. Пришла такая минута и для мужественного Кужело. Он склонился па плечи товарищей. Тогда его сняли с седла и положили на конные носилки.

Так, впереди отряда, почти потерявший сознание, Кужело вернулся в Коканд. И он еще сумел улыбнуться жене…

И рядом с этой правдой жизни одна похожая на легенду деталь. Когда у дома отпрягли носилки, подошла какая-то старушка и, крестясь, стала приговаривать: «Такой молодой, такой молодой…» А потом спросила:

— Как звать-то? Свечку бы поставить за упокой.

Боец, стоявший рядом, замахнулся зло на старуху и твердо проговорил:

— Я тебе дам, упокой! Жив он. И жить будет…

— Тогда за здравие, — не смутилась бабка — Как звать-то?

— Эрнестом.

— Имя что-то чудное, не православное… Ну да все равно.

И она, крестясь, пошла своей дорогой.

Война продолжалась…

Метелями и морозами встретил нас двадцатый год. Зима выдалась на редкость суровая и необычная для солнечной Ферганы.

Ходили слухи, что на дорогах падали люди, захваченные Метелью, и замерзали. Замерзших животных я сам видел. К голоду и страшным эпидемиям присоединился холод. И какой холод! Словно приволжские степи с их буранами и лютыми морозами переместились на юг. Видно, всегда одна невзгода цепляется за другую. Сейчас их скопилось бесчисленное множество.

Наш постоянный противник — Мадамин-бек — на время приутих. Не совсем приутих. Банды двигались где-то по дальним районам, перемещали свои штабы, соединялись, разъединялись, но близко к нашим гарнизонам не подходили. Да и вести бои в такую погоду было трудно. Но к боям готовились. Этот год нарекался последним для Мадамин-бека. Не знаю, чувствовал ли он это, но для нас были ясны предстоящие перемены в ходе гражданской войны. После прорыва оренбургской пробки восстановилась нормальная связь с Центральной Россией. Туркестан ожил, силы наши возросли. Уже в январе 1920 года с ликвидированного Оренбургского фронта в Скобелев прибыла Отдельная Приволжская татарская стрелковая бригада под командованием Юсуфа Ибрагимова. Несколько ранее, в ноябре 1919 года, из района Аральского моря в распоряжение штаба Ферганского фронта были направлены части так называемого Оренбургского казачьего войска, перешедшие на сторону Советской власти.

Войска Ферганской долины подверглись реорганизации. Все части Ферганского фронта объединились во 2-ю Туркестанскую стрелковую дивизию под командованием Веревкина-Рохальского, все кавалерийские части — в Отдельную Ферганскую кавалерийскую бригаду под командованием Эрнеста Францевича Кужело. Мне выпала честь стать командиром первого полка этой бригады, организованного из восемнадцати красногвардейских отрядов Ферганской долины— Скобелевского, Чимионского, Беш-Бошского, Панского, Кокандского, имени III Интернационала и других.

2-й интернациональный имени Карла Либкнехта полк возглавлял венгр коммунист Миклош Врабец, бывший военнопленный.

Сдавшиеся басмаческие отряды были сведены в 3-й полк под командованием бывшего курбаши Муллы Иргаша-кичик (Малого). Это прозвище относилось, впрочем, не ко внешнему виду командира 3-го полка (Мулла Иргаш был высокого роста, могучего телосложения), а к значимости Муллы Иргаша как командира небольшого басмаческого отряда.

План предстоящей операции, складывающейся из целого ряда ударов, предусматривал в конечном счете окружение и полную ликвидацию сил Мадамин-бека.

Каковы же были основные удары?

Татарская дивизия, подкрепленная казачьими сотнями, выбивает части Мадамин-бека из их постоянных стоянок в междуречье и гонит в сторону Шарихана.

Скобелевский гарнизон выходит на селение Гарбуа с юго-востока и юго-запада.

Наша Ферганская кавалерийская бригада выступает из Намангана через крепость Бабура и кишлак Шаханд и тоже направляется в район селения Гарбуа, чтобы не дать противнику уйти в Яз-Яванские степи.

Мадамин-бек учуял опасность. Он понял, что узкая долина между реками Нарыном и Кара-Дарьей может превратиться для его войска в петлю, из которой не вырвешься. Банды снялись с насиженных и удобных мест и начали свой поход, конец которого вряд ли мог предвидеть тогда еще сильный Мадамин.

В районе Гарбуа ему удалось соединиться с отрядами Курширмата. и, отбиваясь от наших передовых частей, уйти через Акбарабад, Суфан и, Кокджар в горную зону, к кишлакам Янги-Наукат и Иски-Наукат.

Страшны Алайские горы зимой. А эта зима была особенной. Я уже упоминал о сильных морозах и метелях. В январе они разыгрались не на шутку. Будто нарочно схватился ветер с басмачами, захлестывая дороги сугробами, обживая нестерпимым холодом людей и животных.