Мария Фагиаш - Танец убийц

Позднее Михаил спрашивал себя, что же действительно мешало ему произнести волшебную фразу. Было ли это воспоминание о буйном месье Жюре или призраки тех, кто в Шабаце и Париже легко находили путь в постель Драги? Или препятствием явилось предупреждение короля Милана? Даже после нескольких лет, проведенных на просвещенном Западе, Михаил оставался в достаточной мере сербом, чтобы с легким презрением относиться к женщине, отдающейся мужчине без благословления церкви. Женщина может быть или потаскухой, или праведно чистой матерью его будущих детей, никогда — тем и другим одновременно. Кроме того, любой серб ценит мужскую дружбу гораздо выше отношений со слабым полом. Любовный акт длится мгновения, дружба же, напротив, — всю жизнь. Милан был о Драге дурного мнения, и поэтому Михаил должен был выбирать между ними двумя. Как истинный серб, он выбрал не женщину, а друга.

Михаил спрашивал себя, вспоминает ли Драга, сидя в королевской ложе Национального театра, о тех мелких, но ужасных унижениях, которые он доставлял ей. Напоминают ли поцелуй руки, которым король приветствует ее на глазах всего света, и элегантная езда на четверке по Белграду вечные отказы Михаила взять ее с собой на послеобеденные прогулки на Теразию? [23] Теразия — центральная площадь Белграда; название происходит от так называемых «вододайных» террас, которые располагались здесь во времена турецкого господства. (Примеч. ред.)

При мысли о том, что она делит постель с Александром, в душе у него вновь вспыхнул гнев, теперь направленный против этого молодого сумасшедшего, изображавшего из себя мужчину. Он наверняка вскружил Драге голову обещаниями, которые никогда не сможет выполнить. Рано или поздно королю придется вступить в брак. Что же тогда будет с Драгой?

Если бы кто-нибудь в тот злосчастный зимний вечер сказал Михаилу, что не пройдет и трех лет, как Александр возвысит Драгу до положения своей законной супруги и королевы Сербии, он бы плюнул ему в лицо. Или помчался бы на улицу Короны, ворвался во дворец и заставил бы Драгу покинуть короля и выйти за него замуж.

Звук легких быстрых шагов вернул Михаила к действительности. Любица торопливо шла от дома, щеки ее горели, глаза были полны испуга.

— Там гвардеец из королевского дворца, из Конака… ты должен явиться к генералу Петровичу… — прошептала она, не переводя дыхания.

Михаил встал. «Значит, им известно, где я был». Но почему посылают за ним кого-то из дворцовой стражи, а не полицию?..

— Я скажу ему, что не нашла тебя, — продолжала Любица. — Спрячься в старом курятнике. Он весь зарос бурьяном, его и не видать снаружи. Оставайся там, пока не стемнеет, а потом…

Он ласково погладил ее по щеке.

— Нет, нет. Я лучше спрошу, что им от меня надо. И пожалуйста, не бойся. Я не сделал ничего дурного.

— Да для них это и не важно. Для этой женщины, во всяком случае! — Глаза Любицы неистово сверкнули. — Тебя слишком долго не было, ты не представляешь, что тут творится.

— Ну ладно, успокойся, все будет хорошо.

Рассказал ли кто-нибудь уже Любице, что «эта женщина» жила когда-то здесь, в желтом домике?

— И почему ты так злишься на королеву? Она же тебе ничего не сделала.

— Потому что она дурная. Бесстыдная. Когда она выезжает в открытой коляске, король с нее глаз не сводит. А на людей, которые его приветствуют, он даже и не взглянет.

— Ну, в этом ты должна упрекать короля, а не ее.

— Да ей же это нравится! Просто совести у нее нет. И она терпит, что человек, да к тому же еще и король, выставляет себя перед всем белым светом дураком.

Гвардеец в безупречном, украшенном желтыми аксельбантами голубом мундире стоял, облокотившись на столб забора, и задумчиво жевал травинку. Увидев Михаила, он, приветствуя его, вытянулся по стойке «смирно». Приказ, который гвардеец передал в конверте, был написан на официальной бумаге с печатью. «Капитану Михаилу Василовичу надлежит немедленно явиться в Старый Конак к генералу Лазе Петровичу».

Михаил, нахмурив лоб, смотрел на приказ. Как наивно было с его стороны полагать, что он въедет в Сербию и его не выследят и не донесут об этом! Генерал Петрович не только один из адъютантов короля Александра, но и второй могущественный человек в стране. Приказ явиться к нему означал, что после довольно вежливых его расспросов последует гораздо менее вежливый допрос полиции. В конечном итоге Михаила ожидает камера в крепости, если не что-то похуже.

Михаил отпустил гвардейца и показал приказ отцу.

— Что ты собираешься делать? — спросил старик.

— Само собой, явиться к этому мерзавцу. А что же еще?

На лице старого Йована Василовича можно было прочесть явную обеспокоенность.

— Они знают, что ты встречался с ним в Женеве. У них кругом ищейки, и в Швейцарии тоже.

— Ну, не думаю. Ищейки за границей довольно дороги, сомневаюсь, что Александр может себе это позволить. Он билеты им не смог бы оплатить, не говоря уже о расходах в дороге. Возможно, кое-какие сигналы он время от времени получает — но не достоверные сведения.

— В любом случае, тебя в Конак не на завтрак пригласили.

— Увидим. Пойду переоденусь. Надеюсь, старая форма мне еще впору. Новая, которую мне три года назад шили в Вене на заказ, до сих пор лежит в багаже на вокзале.

Прежде чем явиться во дворец, Михаил должен был непременно известить о случившемся полковника Машина. Прийти в его квартиру слишком рискованно, да и телефонный звонок не безопасен. В Белграде совсем немногие дома имели телефон, у Василовичей, к примеру, его не было. То, что любой чужак смог бы просто так позвонить ему, не укладывалось у старого Йована в голове. Михаил решил сделать звонок из ближайшего полицейского участка. Если телефон Машина прослушивается, то деловой разговор на глазах полиции не должен вызвать подозрений.

Дежурный комиссар любезно предоставил Михаилу аппарат, но, будто орел с пасущегося ягненка, не сводил с капитана глаз. Соединения пришлось ждать, как всегда, долго. К счастью, полковник был дома.

— Говорит капитан Василович, — начал Михаил. — Покорнейше благодарю Вас, господин полковник, за приглашение на обед, но, к сожалению, не могу им воспользоваться, так как вызван для отчета в Старый Конак.

Последовало довольно долгое молчание, после чего Машин наконец ответил:

— Откуда Вы вообще звоните, черт побери? Это на самом деле Вы, Василович?

— Так точно, господин полковник. Я должен явиться к генералу Лазе.

— Действительно? Хорошо, что Вы позвонили. — В голосе его теперь слышалась нервозность.

— Покорнейше благодарю, господин полковник. Я должен идти сейчас же, генерал приказал явиться незамедлительно.