Николай Гейнце - Генералиссимус Суворов

Неудовольствия, однако, возникли вскоре. Александр Васильевич, как человек религиозный, прибегнул к посредничеству церкви. В то время он находился на службе в Астрахани. По ранее сделанному соглашению он явился в церковь одного из пригородных сел, одетый в простой солдатский мундир; жена его в самом простом платье; находилось тут и несколько близких лиц.

В церкви произошло нечто вроде публичного покаяния; муж и жена обливались слезами, священник прочитал им разрешительную молитву и вслед за тем отслужил литургию, во время которой покаявшиеся причащались Святой Тайне. Мир опять восстановился, только внешний.

Супруги жили вместе до начала 1784 года, когда из перехваченного письма жены Александр Васильевич убедился, что ее чувство к Кржижановскому не было «безумной шалостью скучающей женщины», как объяснила она мужу, прося у него прощения. Они расстались окончательно.

Александр Васильевич уехал в одно из своих имений и подал оттуда новое прошение, прямо в Синод, опять о разводе.

Синод отвечал, что не может дать делу хода, потому что «подано доношение, а не челобитная, как требуется законом, что для развода не имеется крепких доводов», что Варвара Ивановна живет в Москве, следовательно, и просить надо московское епархиальное начальство, а не Синод.

На этом и окончилась попытка Суворова развестись с женой.

Иван Андреевич Прозоровский начал со своей стороны хлопоты о примирении своей дочери с мужем. Слухи об этом дошли до Александра Васильевича и сильно его встревожили. Он вступил в переписку с одним из своих поверенных, которому даже поручил переговорить лично с московским митрополитом, который, по тем же слухам, стоял за примирение супругов и по просьбе князя Прозоровского взялся быть посредником в этом деле.

«Скажи, — писал Суворов своему поверенному, дворовому человеку Михеичу, — что третичного брака уже не быть и что я тебе велел объявить ему это на духу».

Под вторичным браком Александр Васильевич, видимо, подразумевал примирение близ Астрахани.

«А если владыка скажет, — продолжал в письме Суворов, — что впредь того не будет, то отвечай: «Ожегшись на молоке, станешь и на воду дуть». Если он заметит: «Могут жить в одном доме розно», ты скажи: «Злой ее нрав всем известен, а он не придворный человек».

Особенно беспокоил Александра Васильевича вопрос о приданом, ему хотелось возвратить его, а тесть, желавший, чтобы супруги жили вместе, уклонялся от принятия.

Все эти подробности знал не только весь Петербург, но и все те города, где Суворову приходилось проживать, хотя самое короткое время.

Вместо того, повторяем, чтобы замкнуться в самом себе и не допускать не только посторонних рук, но и глаз до своего семейного несчастья, он сделал свидетелем и участником его целую массу людей.

После первой попытки получить развод в 1779 году Александр Васильевич пишет Потемкину письмо, излагает в общих чертах сущность дела, убеждает его, что другого исхода, кроме развода, он иметь не может, просит Григория Александровича удостоить его, Суворова, высоким своим вниманием и предстательством у престола: «К изъявлению моей невинности и к освобождению меня в вечность от уз бывшего союза».

Прося вторично развода в 1784 году, Александр Васильевич входит в переписку об этом со множеством лиц, преимущественно из своих подчиненных, пускаясь в подробности и не заботясь об ограничении участников и сферы огласки.

Немудрено, что семейные неурядицы героя Суворова были известны всей России, как известно, было и его славное имя. Семейные неприятности усложнились еще тем, что у супругов Суворовых были дети.

Детей было двое. Старшая дочь, Наталья, родилась 1 августа 1775 года. Отец очень любил ее. О первых годах ее жизни и воспитании в доме родительском почти ничего не известно.

В октябре 1777 года Александр Васильевич писал из Полтавы одному из своих знакомых, что дочь вся в него и в холод бегает босиком по грязи.

После этого Варвара Ивановна была трижды беременна, но два раза разрешение от бремени было преждевременно, третий раз, 4 августа 1784 года, родился сын, Аркадий.

Как только Суворов разошелся с женой, он отправил свою дочь в Петербург, к начальнице Смольного монастыря госпоже Лафонь.

Что же касается новорожденного сына Аркадия, то он оставался при матери и лишь через несколько лет перешел к отцу.

Жители Фридрихсгама были почти правы, приписывая чудачества, странности и причуды Александра Васильевича его разбитой семейной жизни.

Действительно, именно после того времени, когда Александр Васильевич разошелся с женой и остался одиноким, он приобретает громкую известность своими чудаческими выходками, некоторые из которых мы уже описали, а с выдающимися из остальных познакомим читателя впоследствии.

Нельзя, конечно, давать разлуке его с женой значения события, от которого ведется летоисчисление этих чудачеств и выходок, но внимательное изучение Суворова, — говорит биограф его А. Петрушевский, — не дозволяет и отвергать влияния на него этого обстоятельства. Оно, это влияние, только не укладывается в точную фактическую форму; больше понимается само собой, чем доказывается. Нет ежедневной, ежечасной сдерживающей силы — и человек свободнее отдается своему влечению. А велика ли сдерживающая сила или мала — от этого зависит лишь степень ее успеха.

Таков был Александр Васильевич в 1791 году.

Продолжительная командировка Суворова в Финляндию для наблюдения за постройкой укреплений была своего рода опалой, вызванной, как мы знаем, неприятным столкновением, его с всесильным Потемкиным.

Шла война с Турцией, в которой один лишь Александр Васильевич обнаружил до сей поры блестящее дарование и решительным ударом подвинул войну к исходу, если бы его победами сумели воспользоваться. Англия, Пруссия и Польша вооружились и угрожали другой войной, более вероятной, чем шведская.

Предстояла практическая военная деятельность в обширном размере, а лучшего боевого генерала посылали строить крепости Суворов, по своему обыкновению, весь отдался делу, на него возложенному, хотя и неприятному, и лишь изредка наезжал в Петербург, находя, впрочем, и эти кратковременные отлучки неудобными.

Вернувшись однажды из такой отлучки, он нашел значительную прибыль больных.

«Нашему брату с поста не отлучаться; держитесь сего, коли вздумаете донкишотить, — писал он по этому поводу Турчанинову. — Бегите праздности: коли нельзя играть в кегли, играй

те в бабки».

Следуя этому правилу, Александр Васильевич и играл в Финляндии «в бабки», возводя форты, проводя каналы. И эта скромная деятельность, может статься, и удовлетворила бы его если бы в то же время в других местах другие люди не играли бы в «кегли». Но они играли, а философские афоризмы Суворова оказывались для него самого в применении пустыми знаками.