Нина Любовцова - Пирамида Хуфу

— Соберем кое-что у друзей и родственников, в долг возьмем, — ответил Руабен.

Парасхит обещал ждать всю ночь на месте своей невеселой работы.

Полдня друзья затратили на сбор необходимых вещей и продуктов. Брат Инара, Аму, сходил к Тети, она отдала все украшения, которые остались в доме отца. К вечеру почти все было собрано.

Ловкие руки молодой служанки бережно скользили по стройному телу юной госпожи. После ванны Тия принимала умащение. Она сидела, рассеянно посматривая в окно, и терпеливо ждала окончания процедуры, когда в комнату торопливо вошла Ипут.

Старшая молча ответила кивком на приветствие сестры. Ипут села на мягкую, обитую кожей скамейку.

— Мы скоро кончим, подожди немного!

— Хорошо! Мне надо поговорить с тобой! — ответила Ипут, любуясь прелестной наготой сестры.

За прошедшие два года Ипут выросла и была в расцвете юности. Рослая, гибкая и сильная, она немного пополнела, оттого ее жесты приобрели пластичность. Резковатая живость подростка сменилось мягкой женственностью. Чуть вздернутый носик придавал задор ее круглому личику. Совсем недавно Ипут вышла замуж и старалась держать себя более солидно, но беззаботность детства часто пробивалась в ее поведении. Молодую госпожу очень баловали, новизна положения ей нравилась; обязанностей пока было мало, и она проводила время весело и бездумно.

Тия внимательно взглянула на сестру и заметила, что Ипут на сей раз чем-то озабочена, даже более того, встревожена. На ее лице было несвойственное ему выражение. У сестер часто бывали свои маленькие тайны, в которые они не посвящали никого. И на этот раз Тия, не желая вести разговор при служанке, промолчала.

Наконец, умащение было окончено. Тия стала одеваться. Она ходила почти всегда в белых платьях, оттого ее красота казалась строгой. Служанка застегнула на шее ожерелье. Широкое, из крупных сердоликовых и ониксовых бус, оно доходило до низкого выреза платья. На середине ожерелья нанизаны были три блестящих синих рыбки из лазурита головками вниз. Их разделяли золотые длинные капли.

— Тия! Как же ты у нас красива! — с восхищением воскликнула Ипут. — Ты самая красивая в Менфе!

Тия подняла удлиненные глаза, чуть подведенные по обычаю малахитовой краской. В их задумчивой прелести совсем не было тщеславия.

— Нет, Ипут! Может быть, я и не совсем дурна. Но я видела девушку-простолюдинку, которую можно без сомнения назвать самой красивой в столице. Ни в одном дворце я не видела знатной дамы, которая сравнилась бы с ней по красоте.

Они вошли в сад. С лица Ипут вдруг сбежала улыбка.

— Пойдем к нашей скамейке.

— Пойдем! — спокойно согласилась Тия. Они молча шли по красному песку дорожек под тенистыми деревьями. В дальнем углу сада стояла их любимая скамейка с удобной спинкой. Здесь они всегда вели уединенные беседы.

— Я знаю, о какой девушке ты говоришь, — почему-то начала Ипут с непривычной серьезностью. — Это сестра скульптора Инара.

— Да! Я о ней говорила, — вспыхнула Тия.

— Ты все еще его не забыла? — очень серьезно спросила Ипут.

Тия не ответила, она рассматривала какую-то букашку около своих ног.

— Дорогая, ты счастлива с мужем?

Тия пожала плечами:

— Наверное, я должна быть счастлива. Он красив, статен, добр. Любит меня и сына. Богат, наконец. Ты знаешь, все мои желания выполняются. Он только огорчен, что их мало.

Тия посмотрела на сестру и совсем тихо добавила:

— Но когда я вспоминаю Инара, я понимаю, что значит счастье любить. Мне не забыть той радости, которую приносил один только его взгляд.

— Значит, ты не любишь мужа, — убежденно проговорила Ипут. — Но… но того ты должна забыть.

— Я же не нарушаю супружеской верности, — грустно улыбнулась Тия.

— Дорогая Тия! Я очень спешила к тебе сегодня. Ты слышала о побеге рабов?

— Да… слышала, — рассеянно ответила старшая.

— Видишь ли… Дело в том… в том… что там был…

— Инар? — вдруг побледнев, прошептала Тия.

— Да! Почему-то в эту историю попал и Инар, хотя там были главным образом рабы-иноземцы… Но… это еще не все… — нерешительно остановилась Ипут, обняв сестру.

— Как, не все? — с ужасом спросила Тия.

— Да, дорогая сестра! Случайно один из лучииков подстрелил его. Инар погиб. — Она прижала к Тию. — Я хотела об этом сообщить тебе раньше других, чтобы ты не выдавала себя и не навлекала неприятностей.

Ипут гладила руки сестры, сотрясавшейся в беззвучных рыданиях.

Поздно вечером печальная Тия осталась одна в своей комнате. Она сидела в темноте и смотрела на почти черное небо. На нем ярко горели звезды. Где-то около нее витала душа Инара. Ведь он любил ее одну в своей недолгой жизни. Тия принесла светильник, сняла бутон и зажгла льняной фитиль. Язычок желтого пламени поднялся кверху. Она села на стул. В трепетном огоньке лепестки светились золотом, нежно розовели и сияли Сквозь них свет падал на желтую сердцевину, и оно радовала глаза солнечной теплотой. На темной зелени малахитовых листьев алебастровая чашечка раскрытого цветка глубоко трогала душу чистотой, свежестью и нежным сиянием. Казалось, тонкая душа ее творца светилась и жила в этом необычайном каменном творении. Тия вспомнила Инара, не чувствуя, как бежали слезы по лицу.

Ночь была непроницаемо темной. Время от времени речная стража патрулировала вверх и вниз по течению. Вот она в последний раз прошла почти по середине реки. Судовые факелы выхватывали из темноты небольшие неровные пятна, а за ними мрак казался еще гуще. Два десятка усталых гребцов с тоской думали о бесполезном поиске в ночной тиши.

Но всего в сотне локтей от освещаемой полосы беззвучно притаилась лодка, и три легкие тени, казалось, вросли в нее. Вот шумно плещущее судно прошло, стало тихо. Красные факелы его направились к восточному берегу. Три тени в лодке облегченно вздохнули, осторожно задвигались и направились туда же, только южнее. Вода тихо журчала под осторожными взмахами весел.

— Тише! Барка пристала. По воде шум разносится далеко, — тихо шепчет Чечи.

— Надо спешить, у нас мало времени остается, — так же тихо возражает Руабен.

— Как можно в темноте пристать в нужном месте?

— Чечи, правь к берегу! Поплывем вдоль берега, — тихо приказывает Руабен.

Еле слышно шуршат тростниковые заросли в пугающей черноте ночи. Троим в лодке чудятся опасности на каждом шагу. В головах неотвязные мысли о засаде полиции, которая вот-вот схватит и предаст страшному наказанию. Кругом природу населяют боги в воде, в травах, в небе. Угодна ли им жертва троих отважных и их деяние? Каждый из них беззвучно шевелит губами. Руабен умоляет о помощи Исиду. Брат Инара, Аму, взывает к богу реки Хапи. А Чечи убеждает Птаха, что он должен помочь Инару. Ведь Птах — покровитель ремесленников. А Инар был так искусен. И разве он не работал, как никто, для храма Птаха?