Дмитрий Петров-Бирюк - Степные рыцари

Как расплавленное серебро, порозовевшее от восходящего солнца, течет в неведомые дали Дон. И, глядя на реку, думает Гурейка, что течет она мимо крепости Азова и там не ведают люди о том, что вот-вот доведется их трупам плескаться в волнах ее.

— Дрыхнут, дьяволы! — сердито выругался он, глянув снова на безмолвную галеру. — Что поделать, надобно ждать.

Он присел к окошку и от нечего делать, чтоб время быстрее проходило, начал составлять песню:

— Как у нас на Дону, — бормотал он, — во Черкасском городу, старики пьют-гуляют, по беседушкам сидят… Ну, а дальше что?.. По бе-седуш-кам си-дят…

Туго ворошились в его голове мысли. Непривычная больно уж работа… Но песню очень хотелось сочинить. Слова никак не приходили на язык. А Гурьяшка старался их обязательно выловить. Он складывал слова. Но все как-то получалось не то, что хотелось сказать в песне. Он даже вспотел от чрезмерных усилий.

Забыв обо всем, он часа два уже как сочинял песню. И у него кое-что получилось.

Ничего как будто, — пропел он и продолжал:

Во! — засмеялся Гурьяшка. — А теперь так:

Да, действительно, составляя песню, Гурьяшка забыл обо всем на свете. Забыл он и о строгом наказе отца, забыл и о галере турецкой, и о после Томе Кантакузене. Все его желания сейчас были направлены на то, чтоб скорее составить песню, такую бы песню, которую, идя на штурм Азова, распевало бы все казачье войско.

снова заводил Гурейка.

— Гурьяшка, — отворила дверь в горенку мать, пожилая, но еще красивая женщина, — иди завтракать.

Гурейка глянул на небо, солнце уже стояло в поздний завтрак. Он сразу вспомнил обо всем.

— Некогда, мать, — отмахнулся он и побежал на турецкую галеру.

За ночь вода сбыла еще больше. К стружементу Гурейка дошел быстро, даже не испачкав сапог. По дороге он заглядывал в окна дяди Ивашки, но его не было видно.

«Должно, уехал в Монастырский городок», — подумал Гурейка.

К счастью, посла на палубе не было. Он еще, наверно, нежился в постели.

Часовой, широкоплечий янычар [13] Янычары — отборные турецкие войска наподобие гвардейцев. в чалме, кивнул мальчишке.

— Салам алейкюм! — крикнул он.

— Салам алейкюм, — ответил Гурейка.

— Иди! — помахал ему часовой.

Мальчишка взобрался на палубу. Невольники-гребцы, в большинстве своем курды и ногайцы, завтракали на корме. Гурейка присел у борта, близ палубной каюты, занимаемой послом. На ум ему снова пришла его песня, и он было начал про себя: «Как у нас на Дону, во Черкасском городу…»

Но вдруг услышал голос посла.

— Эй, кто здесь? — спросил посол по-турецки.

Гурейка чуть не ответил: «Я», Но вовремя сдержался, вспомнив, что посол ведь не знает, что он понимает турецкий язык. Значит, это не к нему относился вопрос посла.

— Приветствую тебя, ага [14] Ага — господин. , в радостное солнечное-утро, — льстиво прозвучал в ответ голос Ассана. — Да ниспошлет тебе аллах хорошее настроение в этот час.

— Приветствую и тебя, Ассан, — бодро и весело ответил посол. — Не прибыли ли за ночь будары боярина Чирикова?

— Нет, ага, не прибыли еще. Но есть слух, что к вечеру прибудут. Аллах милостив, может быть, завтра или послезавтра отплывем в Москву.

— Дал бы бог, — сказал посол и заскрипел кроватью. — Где Ахмед?

— Ахмед варит кофе.

— Ну хорошо. Я сам оденусь.

Наступила тишина. Видимо, посол начал одеваться.

— Ассан, — приглушая голос до шепота, но так, что Гурейка все слышал, спросил Кантакузен, — а что, казаки еще не пошли на Азов?

Гурейка замер, затаив дыхание. Вот оно то, чего он добивался все эти дни, околачиваясь на посольской галере.

— Нет еще, ага, — выдохнул едва слышно толмач.

— Пусть идут, — засмеялся он. — Их там теперь встретят достойно. Когда я покидал крепость, то видел на стенах ее тысячи янычар. Они стояли плечо к плечу. Да, добрый ага, азовский паша никогда не забудет твою услугу и сообщит о ней султану. А уж султан сумеет щедро вознаградить тебя за все.

— Ну, ты, Ассан, в обиде на меня тогда не останешься, сбылись бы твои добрые слова.

— А я тобой, милостивый ага, никогда и не был обижен, — сказал толмач. — Пошли аллах тебе большой радости.

Вот так удача! Гурейка даже вздрагивал от страха: а вдруг посол и толмач обнаружат, что он подслушивает. Да теперь уже и подслушивать нечего, все было ясно. Прав был отец, прав был и дядя Ивашка. Неспроста отлучался толмач Ассан в Азов, возил он азовскому паше шпионские сведения о готовности казаков выступить на штурм Азова.

Надо уходить, пока цел. Гурейка мигом перескочил через борт галеры на каменные плиты пристани и, посвистывая, помчался домой.

«Может, отец приехал, — думал он. — Вот ему будет радость, что я дознался, зачем плавал Ассан в Азов».

— Гурьяшка? — позвал его кто-то.

Гурейка оглянулся. У калитки ветхого куреня стоял юноша лет семнадцати, сероглазый, лохматый и конопатый, с нависшими на глаза рыжими кудрями. Парень скалил зубы.

— Куда, зальян, поспешаешь?

— Здорово, Макарка, — сказал Гурейка. — Домой спешу, батя обещал приехать.

— Погодь, что скажу.

— Некогда, Макарка, — отмахнулся Гурейка. — Ей-богу, некогда!

— Да погоди! Тут, парень, есть дело дюже знатное.

— Ну, гутарь, что за дело, — заинтересовался Гурейка.

— Да, вишь, какое дело-то, — начал рассказывать Макарка. — Вчерась я ходил на каюке за утями на ту сторону, — махнул он на левый берег Дона… — Утей, гусей там на болотах тьма-тьмущая, хочь голыми руками бери. — А яиц сколько!.. Я утей и гусей куль приволок да лукошко яиц… Может, сплаваем зараз, а?.. У тебя лук-то добрый… Настреляли б…

— Не знаю, Макарка, как дело покажет, — раздумчиво проговорил Гурейка. — Оно, конешное дело, погулять бы не плохо… Может, и лебедей али бакланов подстрелили б.

— Истинный господь, так! — воодушевленно подтвердил Макарка, видя, что Гурейка поддается на его предложение. — Да бакланы и лебеди что, — соблазнял Макарка своего приятеля. — Я за камышовым озером видал двух аргамаков. Ну, парень, и кони ж!.. В жизни своей не видал красивше… Паслись на виду. Должно быть, турские они, приблудили из Азова. Я думал, Гурьяшка, вот бы нам с тобой заарканить их, а?.. Вот и кони были б. А то ж какие мы с тобой казаки без коней? А тут вот поход предстоит…

— А что ж ты не заарканил?

— Не захватил аркана, — вздохнул парень, — и тебе хотелось сказать об этом. Вдвоем способнее бы изловить их. И тебе и мне по коню. Ведь как там ни говори, а друзьяк ты мне. Одним словом, односум [15] Односум (пользующийся одной сумкой) — друг, товарищ по походной жизни. .