Дмитрий Петров-Бирюк - Степные рыцари

Мог бы, конечно, атаман настоять на своем. На это он и атаман. Но не хотелось ему обижать парня.

— Ну, уж коли пойдешь в поход, — сдался отец, — то вместе с Матюхой. Он все же старший брат. Будет над тобой надзирать.

— Да ты что, батя! — возмутился Гурьян. — Махонький хлопчик я али что?.. Никаких нянек мне не надобно… Ты меня посади в лодку вместе с дядей Ивашкой и Макаркой…

— Макарку тож не хотел бы брать на море, — сказал атаман. — Он еще не отдохнул от неволи.

— Нет, батя, — потребовал Гурьян. — Кого-нибудь не бери в поход, а Макарку возьми. Он храбрый парень.

Атаман пожал плечами и усмехнулся в бороду. Ничего не мог поделать он, все сделал, как хотел младший сын. Слабость имел к нему атаман большую, любил.

Знал атаман Татаринов, что в походе на море много ждет неприятностей, много трудностей, схваток и битв, смерть будет подстерегать на каждом шагу. Но что поделать? Хоть и болит сердце за Гурейку, но надо, чтобы он через все прошел. Иначе какой же из него будет казак?

Старший сын, Матюха, уже все это испытал. Бывал он и на море, бывал и в битвах кровопролитных. Стал цепким, хватким, бесстрашным парнем. Ему даже смерть не страшна. Он и ее за горло схватит. А вот Гурейке суждено все это еще только испытать.

Все шло хорошо. Но вот когда ранним утром пятого апреля, собираясь на пристань, Гурейка на мгновение остался в комнате один, к нему подошла Фатима.

— Гурэйка, — сказала она и зарыдала.

— Фатима, что с тобой? — удивился парень. — Скажи, кто тебя обидел?

— Меня никто не обижал, — покачала она головой, — никто.

— Ну, и что же ты плачешь?

— Я боюсь за тебя. Тебя убьют там… Убьют… Как же я тогда останусь? Ведь, кроме тебя, у меня никого родных нет… Не ходи на море, Гурэйка… Чую я, больше мы с тобой не увидимся. Не ходи!

— Да ты что, Фатима? В уме ли ты? — рассердился Гурьян. — Да казак я али нет? Да меня все засмеют, ежели я не пойду.

Сколько ни упрашивала его Фатима, он был непоколебим.

Как расплавленное серебро, искрится река в сверкании нежаркого солнца. В светлом весеннем небе Табунками мирно плывут облака, и сквозь прогалины их косыми полосами спадают на землю золотистые лучи.

Из какого-то налетевшего облачка сердито крапнул мелкий, как водяная пыль, дождичек и исчез. И после него воздух стал ароматным и чистым.

Все уже расселись в лодках и ждали сигнала атамана Татаринова, который стоял на носу атаманского струга, статный, плечистый, оглядывая казачью флотилию. Рядом с атаманом стояли кудрявый и заросший широкой черной бородой гигант Иван Каторжный и помощник атамана, белобрысый, с козлиной бородкой, первый храбрец в войске Осип Петров, а чуть поодаль — и его брат Потап Петров.

Оглянув еще раз быстрым взглядом казачьи лодки и убедившись, что все ждут его сигнала, Татаринов махнул рукой.

— Отча-али-ивай! — закричал он. — С богом, браты!..

Казаки на лодках закрестились:

— Дай бог удачи!

Атаманский струг, покачиваясь, как лебедь, медленно поплыл по течению. Отталкиваясь веслами от берега, вслед за ним потянулись и остальные лодки.

раздались голоса с переднего струга.

«Э-го-го-го-го!» — загоготало эхо по берегам, далеко разносясь по плавням, густо заросшим бурыми камышами.

На задних стругах подхватили:

Огромная толпа казаков, женщин, ребятишек стояла на пристани, размахивала шапками, платками, кричала:

— Счастливого пути-и!

— Доброй вам до-обычи!

— Благополучного возвращения!..

Сидя с Макаркой за веслами, Гурейка поглядывал на атаманский дворец. Ему чудилась в окне замка хрупкая, печальная и осиротелая фигурка Фатимы.

Он в последний раз взглянул на заплывавший синей мглой дворец, и ему показалось, что в окне мелькнул белый платок.

— Прощай, Фатима! — прошептал Гурейка и почувствовал, как какой-то ком подкатил к горлу.

Было тихо, покойно. Море ласковое, приветливое. Казачья флотилия из стругов и множества мелких лодчонок за несколько дней прошла Азовское море. В Керченском проливе запаслись водой и, минуя Крым, направились наугад к берегам Анатолии.

Гурейка находился в восторженном состоянии. То, что открывалось его взору, казалось ему сказочным сном.

— Макарка, — толкал он своего друга локтем, — глянь-ка. Душа замирает. Ух, как хорошо!

Но Макарка был сдержан. Он ни перед чем не выказывал своего восторга, ничему не удивлялся. Словно все, что перед ним сейчас открывалось, он видел давно и ему все это успело надоесть.

Лишь однажды он проявил некий интерес, Когда вокруг их лодки начало резвиться стадо дельфинов.

— Вот, Гурьяшка, обратал бы такого, — засмеялся он, — да поездил на нем верхом по морю.

Гурьян наравне со всеми выполнял матросские обязанности, сменялся на веслах, дежурил, когда другие спали, научился управлять парусом.

Погода все время благоприятствовала казакам. Ни одного порыва ветра, ни единое облачко не омрачало спокойного, чистого неба. Золотистые, веселые дни улыбались донцам.

Но вот и Анатолия. На горизонте замаячила тоненькая серая полоска вражеского берега.

Налет казаков был внезапен, как вихрь. Малочисленные гарнизоны почти не сопротивлялись… Наделав переполоха в далеком тылу врага, казаки, довольные легкой победой, возвращались в Азов.

Занятый осадой Багдада, турецкий султан Мурад IV, услышав о набеге казаков, приказал начальнику флота Пела-паше срочно снарядить погоню за казаками.

Турецкий флот славился на весь мир своей стремительностью и быстротой.

Несколько кораблей, распустив паруса, бросились в погоню за дерзкими казаками, уплывающими на своих медлительных лодочках домой.

Казаки заметили погоню только тогда, когда турецкие корабли, как нахохлившиеся хищники, с распущенными парусами настигали их у Керченского пролива.

Казаки налегли на весла. Но было поздно. Вражеские корабли, словно стервятники, нагоняя казачьи лодки, таранили их своими длинными носами, опрокидывали, пускали ко дну. Как гром, гремели пушки, осыпая казаков ядрами и картечью…

Плотно сжав побелевшие губы, Гурьян изо всех сил налегал на весло, загребая и косо поглядывая на море. А на море сейчас происходило что-то невероятное. Грохотали орудия, выплевывая из жерла ядра. Они шлепались по воде, взметывая вокруг себя фонтаны огня и воды. Разъяренными хищными птицами метались вражеские корабли, гоняясь и топя казачьи лодки.

Гурейка видел, как беспомощно барахтались казаки в воде. Турки с кораблей пристреливали их…

У парня сжималось сердце от боли. Но что он мог поделать? Его судьба была не лучше других.