Дмитрий Петров-Бирюк - Степные рыцари

А вскоре Фатима узнала, что и Мустафа был приписан к ставке сераскира в качестве толмача и тоже направлялся под Азов.

Через много дней путешествия по морю Фатима наконец попала под Азов. Недалеко от роскошного шатра сераскира ей тоже разбили удобный, просторный шатер. Ее кормили со стола сераскира, прислуживали рабы-негры и гречанки-невольницы. Для Фатимы, как для знатной особы, были предоставлены все удовольствия. Если нужно, то она могла позвать к себе сераскирских музыкантов и танцовщиц, которые развлекли б ее. Но Фатима не пользовалась этим: ей не нужно было веселья.

Часто Фатима выходила из шатра и пристально всматривалась в зубчатые стены Азова. На стенах крепости маячили маленькие фигурки казаков. Девушка пытливо вглядывалась в них, как бы стремясь разглядеть среди них Гурьяна.

«Жив ли он? — думала она. — Может, этот толмач вселил в меня надежду лишь из жалости?»

Но нет, толмач был прав. Однажды он пришел в шатер к Фатиме и сообщил ей, что был с парламентерами в крепости и видел там Гурьяна. Фатима, страшно побледнев, едва не лишилась чувств.

— Правду ли ты говоришь, Мустафа? — схватила она его за руку.

— Клянусь аллахом, госпожа, — сказал он. — Я даже, разговаривал с ним.

От сильного волнения девушка долго не могла вымолвить слова. Потом, приложив руку к бурно стучавшему сердцу, она спросила:

— Помнит ли он меня?

— О госпожа, еще как помнит! Когда я сказал о том, что ты у стен Азова, он так обрадовался.

У Фатимы лучисто засияли глаза. Она сунула толмачу несколько золотых монет. Тот поцеловал ей руку и прошептал:

— Во мне будь уверена, госпожа. Я всегда помогу тебе.

Бродя по вражескому лагерю, Гурьян не знал, куда себя девать, куда приспособить.

Везде, куда ни глянь, рябит в глазах от яркости и красочности разноцветных одежд: зеленые, красные; синие куртки и шальвары, белые тюрбаны и чалмы. Всеми цветами радуги на солнце брызжет сверкающее дорогое оружие.

Турки, татары, черкесы, ногайцы, немцы, венецианцы, молдаване, валахи и многие другие представители народностей, подвластных Турции, свободно расхаживали по лагерю, словно по ярмарке.

Хотя опасного для Гурьяна и ничего не было — на него никто не обращал внимания, но все-таки казак чувствовал скованность, смущение оттого, что у него еще не было определенного плана действий… Он надеялся на «авось». А вот оно-то сейчас его и подводит.

За турецкими войсками, как и за всеми армиями мира того времени, под Азов притащились на фургонах жадные торгаши, Они раскинули на биваке свои палатки и харчевни, бойко торгуя товарами первой необходимости и хмельными напитками.

Гурьян как раз проходил мимо одной из таких харчевен. Ему захотелось зайти выпить ковш браги, Турецкими и немецкими деньгами его снабдили в крепости.

Присев за грубо сколоченный из досок стол, Гурьян стал пить брагу. Напротив него сидел немец. Гурьян взглянул на него и оторопел: это был не кто иной, как Иоганн, который несколько лет назад пришел с запорожским отрядом под Монастырский городок, а потом при штурме казаками Азова проводил подкопы под крепостные стены. С его помощью и была взята крепость.

За пять лет, что прошло с того времени, немец обрюзг, ожирел, стал рыхлым.

— Спаг, — сказал охрипшим голосом немец, коверкая турецкие слова. — Поставь ковш вина… Голова с похмелья трещит, а в кармане ни гроша.

Гурьян заказал вина. Немец с жадностью схватил дрожащими руками ковш:

— Спасибо тебе, друг, отвел душу!

Большими глотками он стал поглощать вино и сразу же захмелел, глаза его весело заблестели.

— Ты, спаг, видать, хороший человек, — подмигнул он хитро Гурьяну. — Если поставишь еще ковш вина, я тебе могу рассказать интересные вещи.

Юноша купил ему еще штоф вина, надеясь что-нибудь выведать у него в отношении подкопных работ.

— Я где-то тебя видел, спаг? — болтал пьяный немец. — Лицо что-то твое мне знакомо…

— Может быть, где и встречались.

— Возможно. Знаешь, спаг, я крепость азовскую как свои пять пальцев знаю, — растопырив руку, показал ее немец Гурьяну. — Вот. Все ходы и выходы знаю. Никто лучше меня не знает ее. Поэтому сам сераскир дорожит мной… Но вот денег мне на руки не дают, говорят, пропьешь. Я, конечно, люблю выпить, но я не пьяница. Честное слово, нет. Не дают в рот капли вина. Разве можно так жить?.. Говорят, когда подкопы подведу под крепость, тогда и деньги и вино будут мне… Сколь душе моей угодно… Хоть залейся. Но это ждать надо, а мне хочется сейчас выпить… Спасибо тебе, спаг. Вовек не забуду. Как тебя зовут?

— Ахмет.

— Так вот, Ахмет, скажу тебе, как другу: им осталось жить три-четыре дня, — махнул он рукой на крепость. — Не больше. Бах! Бах!.. И все будет кончено. Взлетят на воздух… А остальных янычары повырежут… Я хороший мастер своего дела. Ты думаешь, как казаки захватили крепость пять лет тому назад? Ну, ничего не буду говорить тебе об этом… Ничего… Попомнит меня атаман Татаринов… Обидел меня: как взяли крепость, так про меня и забыли, — забормотал он. — Ну, пусть пеняет на себя… Вот их и жизнь и смерть, — хлопнул немец пачкой бумаг по столу. — Вот!

«Планы подкопов, наверно», — подумал Гурьян.

— Выпьешь еще? — предложил Гурьян немцу.

— А что, и выпью! — вызывающе выкрикнул Иоганн, совсем опьянев.

Гурьян услужливо подставил ему ковш с вином. Немец схватил его и, не отрываясь, стал пить. Выпив ковш до дна, немец, пробормотав что-то, положил голову на руку, в которой держал бумаги, захрапел.

Юноша встал и, как бы поправляя удобнее голову уснувшего немца, ловко выдернул из его руки бумаги, сунул их за пазуху.

Сердце его бешено забилось. Не видел ли кто, как он похитил у немца бумаги? Он осмотрелся. Как будто никто на него не смотрит. Гурьян повернулся и вышел из харчевни.

— Спаг! — окликнул его кто-то за спиной. Юноша обмер от ужаса. «Попался», — подумал он и ухватился за рукоять пистоля, намереваясь не даться в руки врага живым.

Перед ним, ухмыляясь, стоял толмач Мустафа.

— Салам алейкюм! — приветствовал он Гурьяна.

— Салам! — мрачно ответил юноша, почти уверенный, что сейчас толмач закричит: «Держите шпиона!.. Хватайте его!»

Толмач из предосторожности оглянулся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, тихо сказал:

— Что ты меня так испугался? Я уже тебя предупреждал, чтобы ты меня не боялся. Ведь я хоть и вероотступник, но человек-то русский… Разве я тебя выдам? А притом, парень-то ты хороший, полюбился мне. Хочу, брат, услужить родине своей да и тебе тоже. Ловко ты, брат мой, у немца планы-то стащил… Этот немец-то у нас главный подкопный мастер. Бумаги эти вам пригодятся.

Гурьян рассказал толмачу, что немец когда-то служил у казаков и подкопным взрывом помог им овладеть Азовом, но потом не сошлись они с его отцом, атаманом Татариновым.