Мика Валтари - Тайна царствия

– Разве мы не можем идти по тому же пути, по которому ходил Иисус из Назарета? – сердито возразила Сусанна – Если тебе страшно, я могу ехать впереди, и пошлю льва куда подальше. Я уверена, что он не посмеет тронуть меня!

Ужасно рассердившись, я вмешался в их спор и сказал, что никому из нас не известно, по какому пути назаретянин отправился в Галилею, если только он действительно туда отправился! Возможно, эта история была придумана правителями Иерусалима, чтобы избавиться от галилеян. Лично у меня не было никакого желания с мечом в руке вступить в единоборство со львом, хотя в цирке мне однажды удалось видеть закаленного в боях человека, вышедшего победителем в подобной схватке. Однако Натану хорошо была известна дорога и подстерегавшие на ней опасности, и по моему мнению, самым надежным было следовать за ним.

Мы продолжили путь, и каждый из нас в душе сдерживал злость. Нам пришлось закатать одежды, чтобы пройти через полузатопленный брод, и заставить ослов идти в воду. Оказавшись наконец на суше, мы угодили в руки легионеров, радостно приветствовавших появление Марии. Увидев мой меч, они заставили меня спешиться, швырнули на землю и, думаю, могли бы убить, если бы я не выкрикнул по-гречески и по-латински, что я – гражданин Рима. Несмотря на разрешение на ношение оружия, они обыскали всю нашу поклажу, развлечения ради ощупали Марию, и я уверен, что если бы не мое присутствие, обязательно затащили бы ее куда-нибудь в заросли.

Отсутствие дисциплины в их рядах объяснялось следующим: они не входили в состав регулярного отряда, патрулирующего на дорогах, и не были на маневрах; просто их офицеру захотелось поохотиться на льва, и он вместе с лучниками отправился на холм, а повстречавшимся нам солдатам выпала задача выгнать хищника из зарослей громким стуком о щиты, что нельзя было назвать приятным занятием, несмотря на то что лев мог быть уже достаточно далеко, и поэтому, чтобы подбодрить себя, они выпили.

Их обращение настолько уязвило мое самолюбие, что теперь я понял, почему иудеи ненавидят римлян такой лютой ненавистью. Мое прежнее скверное настроение превратилось в безудержный гнев, и когда на вершине холма мне повстречался центурион, мысли которого были целиком обращены на то, как добыть шкуру льва, я вызверился на него и стал угрожать, что пожалуюсь прокуратору на поведение его людей.

И здесь я допустил ошибку. Центурион с испещренным шрамами лицом презрительно посмотрел на меня и спросил, к какому сословию я отношусь, если одеваюсь подобным образом и путешествую в сопровождении иудеев! Затем он подозрительно спросил:

– А ты случайно не принадлежишь к тем негодяям, что в последние дни толпами ломятся к Тивериадскому озеру? Теперь ведь наступила пора жатвы, а не паломничества. От этих путешественников не приходится ждать ничего хорошего.

Чтобы примириться с ним и попытаться что-то выведать о людях, которых ему довелось видеть, я попросил его извинить меня за несдержанность. Однако он никого не видел, потому что иудеи передвигались по ночам и пешком, избегая встречи со сторожевыми и таможенными постами. Он всего-навсего слышал о них.

– Будь осторожен и не попадайся им, потому что все галилеяне – фанатики, – снисходительно предупредил он. – В этих краях большая плотность населения, и часто приходят люди из пустыни, пытающиеся поднять восстание. Не более двух лет тому назад там плел сети заговора один ненормальный. Он говорил о приходе царствия иудеев и производил обряд их крещения в Иордане, чтобы сделать их неуязвимыми во время сражений. Тогда князь Галилеи отрубил ему голову, дабы показать, что он сам уязвим. Кстати, по землям вокруг Иордана все еще могут бродить люди ;. из его банды.

Затем, неожиданно резко прервав разговор, он повернулся ко? мне спиной, посчитав меня, несомненно, человеком маленьким, поскольку я путешествовал подобным образом.

Когда мы опять пустились в свой полный приключений путь, Мария из Беерота, с презрением глядя на меня, сказала:

– Ты, похоже, небольшая птица, если какой-то потный и покрытый шрамами центурион может позволить себе обращаться с тобой с таким презрением!

– Может, ты смотрела бы на меня иначе, если бы я сейчас был в шлеме и наколенниках легионера? – с ухмылкой спросил я.

Мария сопроводила свой ответ презрительным жестом:

– Легионеры, по крайней мере, знают, чего хотят! Если ты римлянин, то почему тогда не путешествуешь, как подобает римлянину, и не пользуешься сопряженными с этим преимуществами? Тогда в разговоре с римлянами тебе не пришлось бы стыдиться заросших волосами ног и бородатого лица!

Я не верил собственным ушам! У меня зудели руки, чтобы срезать ветку дерева и задать ей трепку. Разгневанный я спросил:

– Куда же девалась девушка, которая поклялась благословлять меня до конца своих дней и обещала спать, как и я, под открытым небом?

Мария, гордо подняв голову, воскликнула:

– Никогда бы не подумала, что ты используешь подобным образом то, что я доверила тебе, рассказывая о своей жизни! В ней мне не повезло, однако если я действительно встречу воскресшего назаретянина и он простит мне совершенные ошибки и очистит меня, ты никогда больше не сможешь меня упрекнуть в совершенных грехах! Лучше бы ты исповедовался в собственных, которые, наверное, намного страшнее, если ты так унижаешься в поисках нового пути!

Мне кажется, что она не думала о том, что выкрикивала. Уставшая от изнурительного путешествия, она вымещала свое плохое настроение на мне. Но я не стал ей отвечать тем же. Она отстала и ехала рядом с Сусанной; было слышно как сначала пронзительно, а потом все тише и тише высказывали они оскорбления в адрес Натана и меня самого.

В этот вечер солнце скрылось за пурпурными вершинами гор Самарии; долина на какую-то минуту приняла призрачный вид, и плещущиеся волны самой большой реки Иудой стали черными; все казалось странным и нереальным, и моя душа освободилась от неприятных мыслей. Я вспомнил, как мир погрузился во мрак, когда царь иудеев был распят на кресте и как дрогнула земля в минуту его смерти. Воскреснув, он доказал реальность своего царства, и я удалился бы от него, если бы в глубине души стал презирать своих спутников, считать себя высшим по сравнению с ними существом или таить обиду на глупое девичье поведение.

На стоянке, после вечернего туалета я подошел к Марии.

– Прощаю тебе необдуманные речи и обещаю о них забыть, – сказал я.

Гнев девушки от этого только удвоился, а ее глаза стали черными, когда она воскликнула:

– А тебе есть что мне прощать? Сначала ты наплевал мне в душу, а потом целый день показывал свою спину! Это мне следует тебя прощать! Я была готова все забыть и помириться с тобой, потому что ты – мужчина, от тебя нечего ожидать большего, как верно заметила Сусанна. Но только я никогда не позволю прощать себя, пока ты сам не попросишь первым у меня прощения!