Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

— Я не знаю ответа, Меценат. Будущее слишком смутно. Однако ему не надо на самом деле отказываться от гражданства. Нам только нужно представить все так, чтобы казалось, что он это сделал.

Октавиан спустил ноги с ложа, хлопнул в ладони, подзывая слугу, и подождал, когда тот зашнурует его сандалии.

— Мои люди начнут говорить об этом, — сказал он, протянув руку Ливии Друзилле. — Пойдем, моя дорогая. Посмотрим на новых рыб.

— О, Цезарь, это же чистое золото! — воскликнула она с благоговейным трепетом. — Без единого изъяна!

— Женская особь, и уже с икрой. — Октавиан сжал ее пальцы. — Как мы ее назовем? Что ты предлагаешь?

— Клеопатра. А вон там, этот огромный экземпляр, — Антоний.

Мимо них проплыл карп поменьше, бархатно-черный, похожий на акулу.

— Это Цезарион, — указал на него Октавиан. — Видишь? Он почти незаметен, пока еще ребенок, но опасный.

— А вон тот, — подхватила Ливия Друзилла, показывая на бледно-золотую рыбу, — император Цезарь, сын бога. Самый красивый из всех.

К маю последняя партия войска Антония дошла до Левкокомы и попала в заботливые руки сотни рабов Клеопатры. Не зная о политических подводных течениях в связи с ее присутствием рядом с Антонием, солдаты были весьма благодарны ей. Большинство пострадавших от отморожения спасти не удалось, но несколько человек все же сохранили почерневшие пальцы, а египетская медицина была лучше римской или греческой. Около десяти тысяч легионеров никогда уже не возьмут в руки меч и не выдержат длительного марша. К огромному удивлению Антония, его афинский флот еще в начале мая пришел в Селевкию-Пиэрию и привез сорок восемь тысяч дубовых ящиков (три корабля потонули во время шторма у мыса Тенар). В ящиках была доля Антония из денег Секста Помпея. Антоний почувствовал огромное облегчение, ибо Клеопатра денег не привезла и поклялась, что больше не пожертвует ни одной монеты на бесплодные кампании против парфян. Антоний смог дать своим солдатам-инвалидам большие пенсии и погрузить их на галеры, возвращающиеся в Афины и подлежащие списанию. Их годы служения на море закончились. Неожиданный доход позволил Антонию набрать новую армию, куда вошли и ветераны его первой разочаровывающей попытки.

— Зачем Октавиан сделал это? — спросила Клеопатра.

— Что сделал, любовь моя?

— Послал тебе твою долю денег Секста.

— Потому что вся его карьера построена на его выдающейся доброте. Сенат это приветствует, а ему зачем деньги? Он — триумвир Рима, у него в распоряжении вся казна.

— Должно быть, она заполнена до потолка, — задумчиво произнесла Клеопатра.

— Я тоже так думаю, судя по его сопроводительному письму.

— Которое ты не дал мне прочесть.

— Ты не имеешь права читать его.

— Я не согласна. Кто привез тебе помощь в это ужасное место? Это сделала я, а не Октавиан! Дай мне письмо, Антоний.

— Скажи «пожалуйста».

— Нет, не скажу! Я имею право прочитать его! Дай мне письмо!

Антоний налил в бокал вина и выпил залпом.

— Ты стала слишком требовательной, — сказал он, рыгнув. — Чего ты хочешь? Быть выше меня?

— Возможно, — сказала она, щелкнув пальцами. — Ты у меня в долгу, Антоний, поэтому дай мне письмо.

Усмехнувшись, он дал ей лист фанниевой бумаги. Клеопатра прочла письмо быстро, как делал это Цезарь.

— Тьфу! — плюнула она, свернула лист и швырнула в угол палатки. — Да он полуграмотный, этот Октавиан!

— Довольна, что в письме ничего нет?

— Я и не думала, что в нем что-то есть, но я равная тебе по власти, рангу, богатству. Я — твой полный партнер в нашем восточном предприятии. Мне следует показывать все, и я должна присутствовать на всех твоих советах и совещаниях. Канидий кое-что понимает, но не такие ничтожества, как Титий и Агенобарб.

— Насчет Тития я согласен, но Агенобарб? Он далеко не ничтожество. Хватит, Клеопатра, перестань быть такой колючей. Покажи моим коллегам ту свою сторону, с какой только я тебя знаю, — добрую, любящую, внимательную.

Ее маленькая ножка, одетая в золоченую сандалию, застучала по земляному полу палатки. Лицо посуровело.

— Я так устала здесь, в Левкокоме, вот в чем дело, — сказала она, закусив губу. — Почему мы не можем поехать в Антиохию, где есть дома, которые не скрипят и не стонут при порывах ветра?

Антоний удивленно посмотрел на нее.

— Да нет никакой причины, — сказал он. — Поехали в Антиохию. Канидий справится здесь со всем, подготовит войска. — Он вздохнул. — Я смогу повести их к Фрааспе только в следующем году. Этот предатель, дворняжка Монес! Клянусь, я снесу ему голову!

— Если ты получишь его голову, ты будешь меньше пить?

— Может быть, — ответил он и поставил бокал, словно в нем была раскаленная лава. — Неужели ты не понимаешь? — крикнул он, задрожав. — Я потерял свою удачу! Если она вообще когда-нибудь была у меня. Да, удача была со мной у Филипп. Но только у Филипп, как мне теперь кажется. До того и после — вообще никакой удачи. Вот почему я должен продолжить поход против парфян. Монес отнял у меня удачу и мои два орла. Четыре, если считать два, украденных Пакором. Я должен их вернуть — мою удачу и моих орлов.

«Одно и то же, одно и то же, — думала она. — Вечно только о потерянной удаче и о триумфе у Филипп. Пьяные всегда говорят „по кругу“. Тема разговора одна и та же, словно в ней заключена жемчужина мудрости и надежда справиться с любым несчастьем или злом в мире. Два месяца в Левкокоме слушать Антония, бубнящего одно и то же, как собака кружится на месте, ловя свой хвост. Может быть, когда мы приедем в другое место, его состояние улучшится. Хотя он не может определить, что именно гложет его, я называю это глубокой депрессией. Настроение у него вялое, он очень много спит, словно не хочет просыпаться и смотреть на свою жизнь, даже если в этой жизни присутствую я. Вероятно, он считает, что должен был покончить с собой в ту ночь, когда ожидал мятежа? Римляне странные, они считают делом чести упасть на собственный меч. Для них жизнь не является бесценным даром, в ней есть определенная грань, за которой они теряют свое dignitas. И они не боятся умереть, как большинство народов, включая египтян. Поэтому я должна вырвать с корнем депрессию Антония, иначе она его задушит. Нужно вернуть ему это его dignitas. Он мне нужен, он мне нужен! Мне нужен прежний Антоний! Способный победить Октавиана и посадить моего сына на трон Рима, который пустует уже пятьсот лет, ожидая Цезариона. О, как я скучаю по Цезариону! Если мы приедем в Антиохию, я смогу уговорить Антония поехать в Александрию. Оказавшись там, он придет в себя».

Но Антиохия таила сюрпризы, и ни один из них не был приятным. Антоний нашел горы писем от Попликолы из Рима, на каждом стояла дата отправления, так что он смог прочитать их по порядку.