Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

— Найди мне флотилию, которой я смогу командовать на южном конце твоей линии, — велел Октавиан. — Я отказываюсь пережидать это сражение на суше, не хочу, чтобы все называли меня трусом. Но если я буду достаточно далеко от главного удара, то не смогу помешать твоей тактике даже самой невинной ошибкой. Сколько наших легионеров ты планируешь использовать, Агриппа? Если Антоний победит, он ведь нападет на наш лагерь и порт?

— Тридцать пять тысяч. На каждом корабле есть гарпун, чтобы тянуть этих слонов, и множество лестниц с крюками. Наше преимущество в том, что наши солдаты натренированы как матросы, а Антоний не побеспокоился об этом. Но, Цезарь, бесполезно сидеть на южном конце нашей линии. Лучше тебе быть на моей либурне моим заместителем. Я верю, что ты не будешь отменять мои приказы.

— Спасибо за комплимент! Когда это произойдет?

— Завтра, судя по всем знакам. Мы будем готовы.

На второй день сентября Марк Антоний вышел в Амбракийский залив с шестью эскадрами, взяв под начало самую северную. Его правое, северное крыло состояло из трех эскадр, в каждой эскадре пятьдесят пять массивных «пятерок». Попликола был его заместителем. Агриппа расположился на веслах дальше от берега, чем ожидал Антоний, а это означало, что придется грести дольше, чем он хотел. Поздним утром он подошел на нужное расстояние и лег на весла, дав отдохнуть гребцам. Только к полудню, когда ветер подул с севера, стало возможно начать бой. Клеопатра и ее транспорты воспользовались преимуществом большого расстояния и подошли к входу в бухту, словно они были в резерве. Она надеялась, что, находясь на большом расстоянии от них, Агриппа не догадается, что на ее кораблях находится войско.

Ветер стал меняться. Обе стороны отчаянно гребли на север, галеры на северном конце обеих сторон выстроились в линию, в результате между «пятерками» Антония образовались большие интервалы, чем между либурнами Агриппы.

Состязаться было трудно. Ни одной стороне не удавалось повернуть другую сторону под ветер. Вместо этого две конечные эскадры оказались заблокированными.

«Антония» и флагман Агриппы «Бог Юлий» первыми вступили в бой, и буквально через несколько минут шесть проворных маленьких либурн зацепили «Антонию» и притянули к себе. Через какое-то время Антоний увидел, что десять из его галер тоже в опасности: к ним тоже «прицепились» либурны. Некоторые горели; не имело смысла таранить и топить их, если огонь все сделает. Солдаты с шести либурн устремились на палубу «Антонии», и Антоний решил покинуть корабль. Он видел, что Клеопатра и ее транспорты вырвались из бухты и под парусами двинулись на юг, подгоняемые северо-западным ветром. Антоний прыгнул в пинас и помчался за ними, лавируя между либурнами.

Никто на борту «Бога Юлия» не заметил эту лодку. Антоний был уже на расстоянии полумили, когда «Антония» сдалась. Луций Геллий Попликола и другие две эскадры Антония быстро сдались без боя, а Марк Лурий, командующий центром Антония, повернул свои корабли и пошел обратно в бухту. Левый фланг под командованием Гая Сосия последовал примеру Лурия.

Это был разгром, посмешище, а не битва. Из более чем семисот кораблей на море столкнулись менее двадцати.

Собственно, это было невероятно до такой степени, что Агриппа и Октавиан пришли к убеждению, что этот самый странный из всех исходов сражений не более чем трюк и что утром Антоний предпримет другую тактику. Поэтому всю ту ночь флот Агриппы лежал на веслах в открытом море, упуская возможность поймать Клеопатру и сорок тысяч римских солдат.

Поскольку на следующий день никакой хитроумной тактики предпринято не было, Агриппа отплыл обратно в Комар, и они с Октавианом пошли посмотреть на пленных.

От Попликолы они узнали шокирующую правду: Антоний дезертировал и последовал за убегающей Клеопатрой.

— Во всем виновата та женщина! — кричал Попликола. — Антоний и не думал драться! Как только с «Антонией» было покончено, он перепрыгнул через борт и погнался за Клеопатрой.

— Невероятно! — воскликнул Октавиан.

— Говорю тебе, я видел это сам! И, увидев, подумал: зачем подвергать опасности своих солдат и экипажи? Мне казалось, что честнее будет сдаться. Я надеюсь, ты оценишь мой здравый смысл.

— Я высеку это на твоем памятнике, — добродушно промолвил Октавиан и обратился к своим германцам: — Я хочу, чтобы его немедленно казнили. Проследите.

Пощадили только Сосия. Аррунтий просил за него, и Октавиан прислушался к его просьбе.

Как выяснилось, Канидий пытался убедить пехоту атаковать лагерь Октавиана, но никто, кроме него самого, не хотел драться. И войска не хотели сворачивать лагерь и идти на восток. Сам Канидий исчез, пока представители легионов вели переговоры о мире с Октавианом. Октавиан отослал иностранных наемников домой, а для римлян нашел землю в Греции и Македонии.

— Я не потерплю, чтобы кто-то из вас отравлял Италию своими рассказами, — сказал Октавиан представителям. — Милосердие — моя политика, но вы никогда не вернетесь домой. Будьте как ваш хозяин Антоний и учитесь любить Восток.

Гая Сосия заставили дать Клятву верности и предупредили, чтобы он не посмел возражать, какой бы ни была излагаемая Октавианом версия событий при Акции.

— Я помиловал тебя при одном условии — молчание до конца дней твоих. И помни, что я в любой момент могу зажечь твой погребальный костер.

— Я хочу прогуляться, — сказал Октавиан Агриппе через две недели после Акция. — И мне нужна компания, так что извинений не приму. Зачистка идет как надо, и ты здесь не нужен.

— Ты всегда впереди всех и всего, Цезарь. Куда ты хочешь пойти?

— Куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Тьфу! Вонь дерьма и мочи и столько мужчин — это невыносимо! Я мог бы вынести все это, если бы хоть немного крови было пролито, но этого не случилось. Бескровная битва при Акции!

— Тогда сначала проедем верхом на север, пока не окажемся достаточно далеко от Амбракии, и там подышим.

— Отличная идея.

Они ехали два часа и добрались до бухты Комар. Когда за их спинами сомкнулся лес, Агриппа остановился у ручья. Под лучами солнца вода искрилась, от поросшей мхом земли исходил сладковатый запах.

— Здесь, — сказал Агриппа.

— Здесь негде гулять.

— Я знаю, но вон там я вижу два замечательных камня. Мы можем сесть на них лицом к лицу и поговорить. Поговорить, а не погулять. Разве ты не этого хотел на самом деле?

— Храбрый Агриппа! — засмеялся Октавиан и сел. — Ты прав, как всегда. Здесь покой, уединение, можно подумать. Единственный источник шума — ручей, а это все равно что музыка.

— Я захватил бурдюк разбавленного фалернского вина, которое ты любишь.

— Верный Агриппа! — Октавиан выпил, потом передал бурдюк другу. — Превосходно!