Валентин Лавров - Катастрофа

— Знаю! — задорно ответил Бунин.

Все стали приставать:

— Всем миром кланяемся! Жениха ради! Уважения обчеству!

Вдруг Бунин поднялся, подхватился, сделал ухарское движение всем телом так, что у присутствующих сладко стало в груди.

А гармонист в лад поддержал:

Начал он негромко, речитативно, тенористо, постепенно забирая еще выше и выше:

Серьезно, словно делая важнейшее дело, на самых низких нотах поддержал Василий Григорьевич.

И тут же, враз вступили бабы, взвизгивая, сбивая с лада:

И вдруг все сдвинулось с мест, закружилось, ходуном пошло, кто вприсядку, кто в проходочку, весело, задорно, пристукивая каблуками, хлопая в ладоши и по голенищам сапог, взвизгивая, вскрикивая. Гармонист же, вдруг с неожиданной силой, невесть откуда взявшейся в тщедушном теле, едва не разрывая мехи, наяривал на своем инструменте — елецком трехголосом, в семь клавишей и в ореховом корпусе. Бабы же вскочили на лавку, дробя ногами, частя нещадно, так что могучая лавка ходуном пошла:

Продолжили, вываливаясь один за другим в распахнутую дверь, выходя во двор, оттуда на улицу:

— Эх, хорошо, молодцы, поете, ладно пляшете! — говорила, утирая пот со лба, Антонина Степановна.

И, едва кончили, едва перевели дыхание, как обернулись к молодым, вновь дружными голосами взяли с высокой ноты:

Уже перед уходом со свадьбы Бунин исполнил веселое, игровое, что запомнил:

Он выкинул затейливое коленце и подмигнул девчатам:

А теперь вы, красавицы, подхватывайте! Ну, дружнее!

вступили девчата.

Иван Алексеевич подошел к голубоглазой красавице с толстой русой косой — сестренке невесты, низко поклонился, приглашая ее выйти в круг. Она пошла, застенчиво опустив голову и стесняясь всеобщего внимания. Взяв ее за руку, Иван Алексеевич продолжил, а молодые и старые подхватили старинную свадебную песню:

Не успела стихнуть свадебная, как, перекинув косу на грудь, игриво подмигивая Бунину, кокетливо ему улыбаясь, сестренка невесты задорно запела:

Все весело засмеялись, а Василий Григорьевич поддержал:

Сестренка, тряхнув русой головой и притопнув, ответила:

И тут же повернулась к гармонисту:

За гармонистом дело, конечно, не стало. Растягивая инструмент, он сделал круг вприсядку:

Сестренка откликнулась:

Не выдержала Антонина Степановна:

И вновь вступила белокурая красавица:

Она повернула лицо к Бунину:

— Иван Алексеевич, неужто не поддержите?

Бунин улыбнулся и притопнул ногой:

— Складно! — дружно одобрили гуляющие, — словно свой, деревенский!

А он и был своим. Иван Алексеевич чувствовал себя удивительно хорошо среди этих простых российских мужиков и баб. Он вырос среди таких, он говорил их языком, по сердцу ему были их нравы, он понимал их заботы, радости и образ мыслей.

Провожали его всей компанией, с музыкой, с песнями, с шутками.

Бунин наставлял молодых:

— Хозяйство вести — не бородой трясти!

— Приходите еще, пожалуйста! — просили молодые, и глаза их светились благодарностью. В лучах заходящего солнца ярко искрились в ушах невесты сережки с чистыми бриллиантами — подарок Буниных, вынутый из тайного свертка на печи. Какой чудный вечер провел! — счастливым голосом сказал Бунин жене. — Словно в Озерках побывал, словно мирное время вернулось. Господи, спасибо Тебе за то, что я — русский!

1

Над большевистской Одессой стали сгущаться тучи. В двадцатых числах июля Деникин перешел в наступление. 27 июля стало известно о взятии Антоном Ивановичем Константинограда и Искровки — в сорока верстах от Полтавы.

В самой Одессе все больше усиливалась разруха. Электричество и воду почти не подавали. У пожарных кранов с ведрами в руках томились тысячные очереди. Быстро разрасталась эпидемия холеры.