Петр Краснов - Императрицы

– Фельдмаршал, – слабым голосом и как всегда по–немецки сказал Государь, – вы были правы. Мне надо было сразу последовать вашему совету.

Он замолчал. В каюте было слышно, как вяло и неохотно гребли галерные гребцы.

– Миних, вы видели на своём веку много опасностей. Ужели всё пропало?.. Скажите, что придумаете вы?..

– Ваше Величество… Как всё пропало?.. Ничего не пропало. В Пруссии стоит ваша победоносная армия. Король прусский, несомненно, поддержит вас… Вы столько раз являли к нему знаки самой искренней дружбы.

– Дружбы?.. Разве оная ценится?.. Я полагаю, он е ё поддержит?..

– Ваше Величество, направьте путь на Ревель… Возьмите там военный корабль и идите на нём к армии. У вас там восемьдесят тысяч войска, закалённого в боях. Что вам может сделать Императрица с двадцатью тысячами изнеженных гвардейцев?.. Менее чем в полтора месяца я приведу вам государство в полное повиновение. На юге казаки и раскольники станут на вашу сторону… Дерзайте!..

– Скитаться с казаками?.. Воевать?..

– Война есть долг Государей. Вы клялись защищать отечество ваше. Вы обязаны уничтожить крамольные замыслы. За вами – право и закон… Прикажите взять курс на Ревель…

– Фельдмаршал, – тихим голосом сказала сзади Миниха Воронцова. – Кто будет грести?.. Матросы устали… Они ненадёжны… Они никогда не доберутся до Ревеля.

– Елизавета Романовна, посмотрите, сколько нас!.. Молодых и сильных!.. Мы все возьмёмся за вёсла, чтобы спасти Императора и Россию. Мы устроим себе смены!.. Мы догребём! Мы спасём!.. Сие есть наш прямой долг!

– Нам грести?! О!.. О!.. О!..

– Да мы и не умеем!

– Да что он, в самом деле… Фрейлинам грести?..

– Слуга покорный!.. Вмиг без привычки мозоли натрёшь!..

С опущенною головою сидел Государь и ничего не говорил. Как бесконечно он был одинок среди тех людей, кого он больше всех ласкал и жаловал. Он поднял голову и печальными глазами обвёл всю возмущённую толпу придворных.

– Оставьте меня, судари… Оставьте меня… Мне от вас ничего не надо.

Миних остался один с Государем. Он строго и сурово смотрел на поникнувшего головою Императора. Он стоял выпрямившись, и голова в большом парике упиралась в потолок каюты.

– Ваше Величество, я напоминаю вам о долге… О вашем долге, как Государя.

– Ты видел, Миних… Что есть долг?.. Да, есть долг Государя, но есть долг и перед Государем!.. Когда его не выполняют, значит, нет более и Государя… Ныне у меня остаётся долг только перед самим собою… Я устал… Боже! Как я устал!.. Как спать хочется, как хочется покоя. Вот и Ораниенбаум… Дайте мне отдохнуть и во всём разобраться.

Чужим и чуждым показался Ораниенбаум, ещё вчера такой родной, где так весело, уютно и беспечно жилось. Точно покои стали не те. Везде растворены двери, и от этого сквозняк гуляет по залам. Свежий утренний ветер гуляет по дворцу. И точно слуг стало меньше, отчего никто не прикроет окна, никто не встретит его. Сегодня день Петра и Павла, день его ангела и какой вообще в Петербурге и Петергофе торжественный день! Но Государь совсем забыл всё это. Он идёт бесцельно по залам дворца и не узнаёт их. Старый камердинер следует за ним, говорит что–то, предлагает подать закусить и чаю. Да, чаю, это очень хорошо, чаю. И ещё что–то говорит, в чём трудно отдать себе отчёт.

– Ваше Величество, в пять часов утра Алексей Орлов с легкоконными войсками занял Петергоф…

Почему он так говорит… непочтительно… Алексей Орлов… У него ведь есть и чин… Да… Он теперь неприятель… Алексей Орлов с легкоконными полками идёт против него, против Государя. Всё это не вмещается в голове Петра Фёдоровича. И он так устал. Ему так нужен покой. Всё обдумать, всё взвесить. Алексей Орлов. Он когда–то ревновал свою жену к этому самому Орлову, а больше того к его брату.

– Что же, дети мои… Значит, так надо. Мы ничего более не значим… – И сквозняк во дворце как будто подтверждает, что случилось нечто такое, когда Государь ничего не значит. – Нам надо покориться, – слабым голосом договаривает Государь. – Смириться перед Богом, своею судьбою и Государыней…

Придворные только идут за ним. Отчего они не оставят его в покое. Ему спать надо… Он останавливается в малом зале у своих комнат. Все стоят против него, и он чувствует, что они ждут от него чего–то, что они его не оставят, они пойдут за ним и в спальню. Надо делать тайное. Государь подзывает к себе Нарцисса и шепчет ему на ухо, чтобы тот бежал на конюшню и приказал поседлать лошадей для него, Воронцовой и Нарцисса. Он смотрит на розовое помятое лёгкое платье Воронцовой и говорит вслух:

– Нет, никуда не убежишь?.. Догонят…

Он садится к угольному мраморному столику в зале и приказывает камердинеру подать ему карандаш и бумагу.

Миних подходит к нему. Старый фельдмаршал тоже устал. Его лицо налилось кровью, и затылок стал тугим, тяжёлым и толстым.

– Кому вы хотите писать, Ваше Величество?..

– Кому?.. Как кому?.. Ей.

– Ваше Величество… Ужели при сих обстоятельствах, когда всё равно вам пощады не будет, вы не умеете умереть, как должен умирать Император перед своим войском… Man mub!.. [58] Должно (нем.). Если вы боитесь взять саблю в руки, возьмите распятие. Вас не посмеют с ним тронуть, а я поведу ваши войска, чтобы…

Он смолкает под страшным взглядом Государя.

– Вы думаете, распятие их остановит?.. Вы не знаете их?.. Они уже целовали ей крест. Что им?..

Он никогда не любил русских солдат, он всегда их немного презирал, теперь он их ненавидит. Ненавидит и боится.

– Да… Я напишу ей. Мы можем помириться… Почему нет?.. Пусть отпустит меня в мою Голштинию… С Воронцовой… Гудовичем… Арапом Нарциссом… Со скрипкой… Ещё можно жить… Тихо… Мирно…

Старый камердинер, он служит при Государе с того дня, как тот приехал в Россию, стоит с серебряным подносом с чайником сзади.

– Батюшка наш, – взволнованно говорит он. – Да нешто она–то позволит… Она прикажет умертвить тебя…

Воронцова кричит истерично:

– Что вы пугаете Государя… Ничего она не сделает… Я скажу сестре Кате… Государыня только рада будет… Пишите, Ваше Величество…

На серебряном подносе стынет чай. Кругом толпятся люди, берут с подноса бутерброды и едят стоя, подле Государя. Точно они все на почтовой станции ожидают лошадей, и он вовсе не Государь, а простой совсем человек. То и дело выходят в парк, на Петергофскую дорогу, возвращаются и громко говорят, что там слышали от прохожих, сторонних людей.

– Императрица во главе войска вступила в Петергоф.

– Орлов с гусарами и казаками занял все выходы из Ораниенбаума.

«Шах королю… Шах королю…»

– Генерал Измайлов с запиской Государыне ещё не вернулся?

– Никак нет, Ваше Величество.

– Подождём, посмотрим.