Жеральд Мессадье - Человек, ставший Богом. Воскресение

Египтянин тоже говорил нечто подобное. Носилась ли сама идея в воздухе или это было проявлением мудрости жрецов?

– Послушай меня, – продолжила Кадафа, – ибо вопреки очевидности я не твой враг, а ты не мой враг. На протяжении столетий великим божеством, которому поклонялись люди, была женщина, богиня плодородия и урожая. Разные народы называли ее по-своему, но она оставалась самой собой, всегда той же самой.

Кадафа указала рукой на статую.

– Астарта у финикийцев, Иштар у вавилонян и ассирийцев, Ашдар у аккадийцев, повелительница небес, которую связывали со звездой Венерой, Церера, Всемирная Мать, вечно беременная и вечно девственная. На смену ей пришел мужчина, пожилой хмурый мужчина, поскольку боги всегда служат лишь нашим отражением, и мужчины начали воевать, поскольку меч стал главнее серпа, поскольку молодые люди всегда глупы, поскольку народы хотят иметь дело с мужчинами, которые будут хранить их знания, называемые ими мудростью, и поскольку считается, что мудростью наделены только старики!

Сколько горечи было в словах Кадафы! Прожила ли она одну жизнь? Или десять, переходивших одна в другую?

– Ты молод, – сказала Кадафа, и Иисус заметил, что ее взгляд остекленел, – но, хотя на нее спустились сумерки, ты мог бы, вероятно, ее оживить.

Рабыня неловко принесла поднос, уставленный напитками и засахаренными фруктами. Сначала она обслужила свою хозяйку, а затем ее гостя. Иисус осторожно попробовал медовуху, но не почувствовал привкуса одурманивающего зелья.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросил Иисус.

– Я наблюдала за происходившим из окна. Я видела человека, потерявшего сознание, и я видела, как ты подошел к нему. Я видела, как ты излечил его, и оценила твою власть и знания. И я подумала, что ты принадлежишь к сообществу терапевтов с берегов Мертвого моря, но потом вспомнила, что другой терапевт, Иоканаан, предвещал приход посланца Бога, человека по имени Иисус. Я решила, что это ты, поскольку им мог быть только ты.

Кадафа улыбнулась, словно ее рассуждения были чем-то вполне естественным.

– Ты красивый, – продолжила она. – Говорят, что все терапевты красивые. Впрочем, брожение было вызвано женщиной. Подавляемые желания! Но ты не просто красивый. Ты принадлежишь к числу тех, кто остается вечно молодым, поскольку они вечные сыновья, в то время как другие становятся отцами, едва достигнув половой зрелости. Ты этого не знал, правда? Мужчина – это сын или отец, и никто другой! Братьев не существует! Я поняла своим сердцем женщины, когда увидела тебя сверху: ты сын! Ты можешь безбоязненно пить мою медовуху, она не отравлена.

– Сын, отец? – Иисус удивленно поднял брови.

– Разве ты не знаешь, кто такие отцы? Мужчины, наделенные властью, хранители достояния племени, его веры. Охотники, воины, священники, но, главное, существа с плоской грудью, для которых женщина – обещание удовольствия или потомства, а зачастую и того и другого одновременно. А сыновья, разве ты не знаешь, кто они такие? Нежные и бородатые, как незрелая пшеница, презирающие обладание, влюбленные в любовь, гладкие, как их матери, пылкие, как некогда их отцы, любимые как мужчинами, так и женщинами. Разве ты не заметил, как на тебя смотрели твои преследователи? Словно женихи! Отцы хотят, чтобы их сыновья тоже стали отцами, но сыновья отказываются носить оружие, владеть имуществом и собирать урожай, поскольку боятся стареть! Ты сын. На твоем лице запечатлена любовь, у твоих глаз цвет меда, твои губы имеют цвет вина, а твои ноги мягко ступают по земле. Ты останешься сыном до конца своих дней.

А вот этого египтянин не говорил. Только женщина, причем старая, могла сказать такое. Выражение лица Иисуса стало более ласковым.

– Был ли ты единственным сыном? Возможно, твой отец был слишком старым? Ты похож на тех молодых людей, которых я встречала, – они были единственными сыновьями.

Кадафа медленно обвела взглядом залу, где они находились.

– Моя жизнь подходит к концу, – сказала она. – Храм превратился в руины. Верующие умерли от старости. Я перенесла сюда статую той, которой служила всю свою жизнь. И тогда я поняла, что у меня есть только то, что я отдавала. Мое единственное богатство! Теперь я умею только давать, при условии что почва окажется хорошей, а ты хорошая почва. Вот что я тебе скажу: ты соблазнишь, и тебя возненавидят. Власть находится в руках отцов, и те, кто не полюбит в тебе сына, станут также ненавидеть в тебе мятежника. А ведь ты действительно мятежник! И какой мятежник, Иисус! Ты ударишь ножом в грудь недостойных отцов! Проницательный ум и горячая кровь соединились в тебе, словно мука и тщательно разведенные дрожжи. Ты открыл потайные двери. Об этом свидетельствуют твои исхудавшие щеки, глубоко запавшие глаза, твоя напряженность. Ты уже не раз медитировал.

Знать, знать бы столько, сколько эта женщина!

– Разве я не права? – спросила Кадафа.

Иисус ничего не ответил.

– Ты пробовал священные грибы?

– Это было другое путешествие, – ответил Иисус. – Грибы помогают познать только демонов, которые живут в нас, но не замкнуться в себе. Не сравнивай медитацию при молитве с другими экстазами.

Время неумолимо бежало вперед.

– Какую связь ты проводишь между своей богиней и мной?

– Когда я увидела, как ты спасаешься бегством от толпы, я поняла, что ты не Мессия, а главное, что ты сам в это не веришь. Но я также поняла, что воздействие на людей обаяния, которым ты обладаешь, будет усиливаться. Тебе будет трудно убедить самаритян, как, впрочем, и других иудеев, что ты не Мессия. За тобой последуют в основном молодые люди и женщины. – Кадафа говорила так, словно описывала видение. – Все женщины – матери, дочери, возлюбленные! Правители Израиля испугаются! Лицемерные и развращенные, они возненавидят тебя так же сильно, как мангусты ненавидят змей!

Кадафа жадно припала к кубку, а затем хлопнула в ладоши.

– Не обижайся, что я сравниваю тебя со змеей. Для нас, почитателей Астарты, змея – священное животное. Змея воплощает дух земли. По моему убеждению, ты наделен умом великой священной змеи…

Словно отозвавшись на призыв, в залу незаметно вполз питон, попавшийся на уловку своей хозяйки. Одна из рабынь встала и принесла питону молока. Иисус наблюдал, как животное опустило голову в чашу и принялось втягивать молоко невиданным способом.

– Питон тоже имеет отношение к плодородию, – сказала Кадафа. – Сам по себе он воплощает смерть, соединившись же с женским духом, он символизирует жизнь.

Рептилия сделала полукруг, словно собираясь вернуться в свое логовище, но вдруг заметила гостя и поползла к нему. Питон бросил свое тело навстречу Иисусу, который склонился над ним. Человек и змея пристально смотрели друг на друга.