Манфред Бёкль - Нострадамус: Жизнь и пророчества

Скалигер замолчал, взял свой бокал с вином, но пить почему-то не стал. Вместо этого поднялся, перешел на другую сторону террасы и долго всматривался в сторону Монсегюра. Ни Рабле, ни Нострадамус не рискнули обратиться к нему, чтобы не помешать его размышлениям. Но и между собой они лишь обменялись взглядами. Каждый из них должен был осмыслить только что рассказанное. Неслыханное оправдание иудаизма перед христианской теологией потрясло Франсуа не менее, чем Мишеля. Устами катара была возвращена справедливость народу, в который они уходили своими корнями. И пролилось звездное сияние на их тысячелетние шрамы как бальзам, и тогда, словно из звездного сияния, к ним вернулся Скалигер.

— Об истинных учениках Иешуа и Его верных последователях вы уже узнали из моего рассказа, — продолжал он. — Правда в том, что христианство искажало волю одних и всеми средствами подавляло знание о жизни других! Но я расскажу вам о Петре и Иакове, каковы они были на самом деле, а также о последователях Учителя, в жилах которых текла истинная кровь, «Sang Real», и которые оставили в наследство драгоценный клад. — Он внезапно повернулся к Рабле и воскликнул: — Петр и Иаков, числящиеся среди самых первых христиан, ничем никогда не запятнали себя — ты знаешь это, друг мой?

Поэт яростно затряс головой. Между тем Нострадамус вспомнил о часах, проведенных в кабачке Люнеля, когда Рабле вел речь о том же самом.

— Напротив, они хранили верность Учителю и оберегали в своих сердцах то, что Иешуа передал им как завет, — продолжал Скалигер. — Они мужественно исполняли его, встречая сопротивление, о котором Иешуа и не мог подозревать. Однако Учитель был оклеветан. Да, не кто иной, как ужасный предатель Савл; это было его иудейское имя, пока он не назвался римским именем Павел. Он был тем, кто унизил мудреца из Галилеи, низведя Его до уровня греко-римского пугала, и сотворил из него этакое подобие Геркулеса. А ведь таким чистым и благим, таким совершенным было учение озаренного Богом! Любой человек добровольно мог следовать ему! Но Павел ограбил ищущих Его, проложил непроходимую пропасть между человеком, рожденным женщиной, и Христом, якобы зачатым Богом. Таким образом он еще раз, под римским именем, распял Галилеянина — и это было не менее страшно, чем совершенное в Иерушалаиме! Из этого богохульства и поднялось христианство — Змей и Молох! Но Иаков и Петр, а с ними и другие честные ученики точно так же оказались предателями своего Мастера.

Но они еще некоторое время оставались в Иерушалаиме и на Генисаретском озере и сохраняли то светлое и чистое, что было им даровано. Они стали известны как эбиониты, то есть «бедные», и отцом этой общины — никогда не бывшей христианской — был Петр. Ему помогал Иаков, родной брат Иешуа. Неслыханная клевета заключалась в том, что этих людей поставили в один ряд с Римом и церковью. Никогда нога Петра не ступала на итальянскую землю. Он не был христианином и не хотел им быть — наоборот, ему было поручено охранять истинное учение человечества и «Sang Real». Так они и продолжали жить под защитой духа и плоти Иешуа. И прежде чем иудейский рыбарь навсегда закрыл глаза, он еще должен был содержать внука «раввинчика». Но ребенку больше нельзя было оставаться ни в Иерушалаиме, ни на Генисаретском озере, так как позднее наступил страшный семидесятый год, когда был уничтожен израильский народ.

Императора Тита называли властолюбцем и убийцей, вовлекшим всю страну в войну. Леса распятий воздвиг он в Галилее, Самарии и Декаполисе, в Иорданской долине. И наконец, чтобы превзойти всех, набросил удавку на Иерушалаим. Стены города сравняли с землей, немного позднее был разрушен и Храм. То, что некогда предсказал Иешуа, стало истиной в семидесятом году. Последователям Иешуа ничего не оставалось, как спасаться бегством.

В сопровождении немногих повозок они достигли побережья. Утлый парусник взял курс на запад и, минуя Кипр и Сицилию, доплыл до Марселя. Там наконец евреи должны были почувствовать себя в безопасности. Но они недолго оставались в портовом городе. В их душах усилилась тоска по горам. Они снова отправились на запад и там, у подножия Пиренеев, нашли ту гору из светлого камня, у подножия которой они почувствовали, что находятся под защитой Всевышнего…

— Монсегюр… — прошептал Нострадамус, и перед его мысленным взором возникли небольшие хижины, прилепившиеся к взъерошенному косогору.

Скалигер с воодушевленным взглядом кивнул головой и продолжал:

— Таким образом, учение пустило корни в Южной Галлии. Зерно упало на весьма плодоносную землю, поскольку у местных крестьян и пастухов были чистые сердца. Они чувствовали, что с эбионитами к ним пришло что-то благое, бесценное. С благодарностью они приняли то, что им дали эти небогатые люди. Но там, где пустила ростки «Sang Real», там матери и отцы сделались последователями общины Иешуа, но не холопами и стяжателями, как их угнетатели на прежнем месте. И именно поэтому в следующем столетии нашлось еще больше последователей учения.

Поздняя Римская империя истекала кровью и нищала, в то же время римский Молох все более свирепо хватал всех инакомыслящих. Жители Лангедока продолжали, однако, жить как на сказочном острове. Царство мира раскинулось от Пиренеев до Севенны. С одной стороны, оторванные от всех, деревни катаров расположились на долах и горах. С другой стороны, отсюда тянулась ниточка, соединявшая их с половиной Европы. Хотя иудеи рассеялись от Испании до Азии, однако они не погибли и продолжали мужественно бороться за жизнь каждый в своем оазисе, на пеших или торговых тропах. Благодаря этому Лангедок расцвел заново, когда было осознано кровное и духовное братство с Израилем. Учение в союзе с духовным знанием эбионитов породило впоследствии единство веры у катаров.

Мани — так звали мудреца, возведшего мост между Западом и Востоком. В Ктесифоне, древнем городе на берегу Тигра, родился он спустя два столетия после Иешуа, учился и проповедовал в Вавилоне. Его распяли на кресте в индийском городе Гундешапур. В своих видениях он узрел человеческую душу в борьбе света и мрака, а из этого противоречия вывел вечный круговорот жизни и смерти. Он был духовным борцом, как Моисей и Иешуа. От Моисея он повел к себе духовную линию через Иешуа. Эта духовная линия вела к победе света и освобождению его от мрака в человеке. Но путь божественного начала лежал через ряд перевоплощений. В каждой индивидуальной жизни, согласно Мани, душа от странствий во времени должна становиться яснее и звучнее, пока не растворится в космических лучах. После этого человек снова обретет свой райский сад, то лучезарное царство покоя, которого нет на земле, но лишь в душе.