Иван Ефремов - Таис Афинская

— Почему же именно спартанцы?

— Потому что спартанцы — гимнофилы, как тессалийцы в противоположность гимнофобам — вам, беотийцам, македонцам. Тут спартанцы стоят против моих афинян, как в Ионии золийцы против лидийцев.

— Про эолийцев я читала. У них даже наш месяц Мунихион называется Порнонионом.

— Впрочем, все эллины не считают одежду признаком благовоспитанности. А спартанцы и тессалийцы взяли обычаи и законы древних критян. У тех появляться нагими на праздниках и пиршествах было привилегией высшей аристократии.

— Наверное, отсюда родилась легенда о тельхинах — демонах обольщения, до сих пор живущих на Крите и в глухих местах Ионии?

— Может быть, мне только кажется, что нагота в Египте была вначале уделом подневольных людей и рабов, в Ионии — правом сильных, на Крите — привилегией царей и высшей аристократии, в Элладе — богов… Пойдем за нашу загородку, мне хочется отдохнуть после моря. Клонария разотрет меня.

— Я, госпожа, позволь мне!

Таис кивнула и, закутанная в простыню, удалилась в крошечное отделение под рулевой палубой, отведенное ей, Эгесихоре и их рабыням.

Растирая Таис душистым маслом, Гесиона спросила, вновь возвращаясь к беспокоившей её теме.

— А египтяне, они кто: гимнофилы или нет?

— Гимнофилы, самые древние из всех народов. А вот слыхала ли ты об Афродите Книдской?

— Той, что изваял Пракситель, твой соотечественник?

— Он создал две статуи Афродиты с одной и той же модели, гетеры Фрины, одетой в пеплос и нагой. Обе одновременно выставил для продажи. Одетую купили строгие правители острова Коса, а совершенно нагую за одинаковую цену взяли жители Книда. Она стояла в открытом алтаре, светясь желтовато-розовым мрамором своего тела, и, говорят, сама Афродита, спустившись с Олимпа в храм, воскликнула: «Когда же это Пракситель видел меня голой?»

Прозрачная поверхность статуи придавала ей особое сияние, окружая богиню священным ореолом. Уже много лет поэты, художники, цари и военачальники, ремесленники и земледельцы переполняют корабли, идущие в Книд. Афродита Книдская почитаема несравненно больше Косской, её изображение выбито на монетах. Какой-то царь предлагал за статую простить все долги острова, но книдцы отказались.

Славу Праксителя разделила его модель — гетера Фрина. Благодарные эллины поставили её портретную статую из покрытой золотом бронзы на лестнице, ведущей к святилищу Аполлона в Дельфах.

Такова сила божественно прекрасной наготы, и ты не опасайся гимнофилов. Именно они — настоящие люди!

В Мемфисе, называвшемся египтянами Весами Обеих Земель, было много эллинов, издавна живших здесь. Таис полюбила этот город, стоявший на границе Дельты и Верхнего Египта, вне дождливой зимы низовий Нила и летнего зноя южной части страны, один из самых старых городов древней земли.

Греки Мемфиса, в особенности молодежь, были взбудоражены приездом двух красавиц из Афин и осаждали гетер нескончаемыми предложениями хотя бы краткого союза. Однако вскоре выяснилось, что царственная спартанка прочно связана с начальником лаконских наемников и не увлечена ничем и никем, кроме своих неслыханно быстрых лошадей. Впервые здесь видели женщину, управлявшую тетриппой. Молодые египтянки поклонялись Эгесихоре почти как богине, видя в ней олицетворение той свободы, которой они были лишены даже в самых знатных домах.

Юноши, художники, музыканты и поэты пытались завоевать сердце Таис, посвящая ей стихи и песни, умоляя стать моделью, но афинянка появлялась везде или в паре с Эгесихорой или в сопровождении застенчивого богатыря, при одном взгляде на которого отпадала охота с ним соперничать. Таис соглашалась выступать на симпосионах как танцовщица, покидая их, когда общество становилось буйным от сладкого вина Абидоса. Гораздо чаще она оставляла Мемфис для поездок в знаменитые города и храмы, спеша познакомиться со страной, множество легенд и сказок о которой с детства прельщало эллинов. С беспечностью, удивлявшей Эгесихору и Гесиону, продолжавшую считать себя рабыней Таис, она не спешила обзавестись богатым любовником и тратила деньги на путешествия по стране.

Мнема, мать всех муз, прибавила для Таис к дарам Афродиты ещё великолепную память. Память, вбиравшая в себя все подробности мира, неизбежно породила любознательность, подобную той, какой обладали знаменитые философы Эллады. Сколько бы ни встречала Таис нового и необычного в Египте, столь отличавшегося от греческого мира, первое впечатление во время плавания от моря по дельте и первых дней, проведенных в Мемфисе, не изменилось. Перед Таис упорно возникало одно из ярких воспоминаний детства. Мать привезла её в Коринф, чтобы посвятить храму Афродиты и отдать в школу гетер.

В раскинувшемся у подножия огромной горы городе стояла сильная жара. Маленькой Таис очень хотелось пить, пока они с матерью поднимались в верхнюю часть Коринфа. Навсегда запомнилась очень длинная узкая галерея — стоя, ведшая к священному источнику, знаменитому на всю Элладу. В полоске тени внутри галереи веял слабый ветерок, а по обе стороны высокое солнце обрушивало на каменистые склоны море света и зноя. Впереди, под круглой крышей, державшейся на двойных колоннах, ласково журчала, переливаясь, чистая и прохладная вода. А дальше, за бассейнами, где начинался крутой отрог, слепил глаза отраженный свет. Жар и запах накаленных скал был сильнее влажного дыханья источника. Это видение далекого детства слилось у Таис с общим впечатлением от новой страны — Египта. Галерея воды и зелени между двумя пылающими пустынями, протянувшаяся вдоль на десятки тысяч стадий, — расстояние колоссальное для небольших стран Эллады.

Сады и храмы, храмы и сады, ближе к воде — поля, а с внешнего западного края этой полосы жизни — бесконечные некрополи — города мертвых с неисчислимыми могилами. Здесь не было памятников, но зато строились дома усопших, размерами в обычное жилье человека — для богатых и знатных, и собачью конуру — для бедняков и рабов. И уж совсем чудовищны и подавляющи оказались три царские гробницы — пирамиды, с титаническим сфинксом в семидесяти стадиях ниже Мемфиса по реке. Таис, конечно, слышала много рассказов об усыпальницах фараонов, но не могла вообразить их подлинного величия. Геометрически правильные горы, одетые в зеркально полированный камень, уложенный так плотно, что следы швов между отдельными глыбами едва были заметны. В утренние часы каждая из больших пирамид отбрасывала в серое небо вертикальную колонну розового света. По мере того как поднималось солнце, зеркальные бока каменных громад горели всё ярче, пока в полуденные часы пирамида не становилась звездой — средоточием четырех ослепительных лучей света, крестообразно расстилавшихся над равниной на все стороны мира. А на закате над могилами фараонов снова вставали широкие столбы красного закатного пламени, вонзавшиеся в лиловое вечернее небо. Ниже их резкими огненными лезвиями горели правильные рёбра усыпальниц царей — богов Чёрной Земли, как называли египтяне свою страну. Эти ни с чем не сравнимые творения казались делом рук титанов, хотя знающие люди уверяли Таис, что пирамиды построены самыми обыкновенными рабами, под кнутом и на скудной пище.